Пересказывать другу наш диалог я понятно не стал, но из памяти он у меня вряд ли сотрется:
— Ты арестована, — по привычке сказал я и пожалел, что не захватил с собой наручники. Не думал, что они мне могут понадобится на свидании.
Она притворно ахнула.
— О, вижу, кто-то тоже скучал.
— Очень скучал, особенно наш новый шериф.
— Каст? Вряд ли. — и попыталась вырваться.
— Что, не понравился?
— Не-а. Мне как-то старый шериф больше нравился, — и столько мурчащих ноток в голосе. «А ведь девочка выросла» — пришла в голову совсем неуместная мысль.
— А вот пообщаться придется с обоими. Тебя там отдельная камера давно дожидается. А заодно и расскажешь, что тебе от того парня нужно было и как ты украла зерно Давла.
— Я не крала, — опять притворно надула губки и кокетливо: — Мне подарили.
— Да, и вообще ты белая и пушистая и лишь мимо пробегала, да краем уха услыхала?
— Это все уже не важно, Мортик.
— Попрошу впредь называть меня господин Шеккер. — кажется, я уже рычать начал. — И на этот раз, надеюсь, нам все же станет известно твое имя.
— Жаль. Не так я себе нашу встречу представляла. Все-таки два года не виделись, да и объятия у тебя какие-то странные.
— Прости дорогая, цветы и конфеты я оставил у шерифа в кабинете, пошли, заберем.
Я сдвинулся и вдруг почувствовал укол в ногу. И как только умудрилась. Ноги начали наливаться свинцом, и я медленно стал заваливаться на бок. Но упасть мне не дали, она подхватила и аккуратно обняв за талию, усадила под стеночку.
— Ух, а ты тяжелый.
— «Мм». Мм — сказал я не очень лестные слова в её адрес своим онемевшим ртом.
— Мортик, не боись, это пройдет уже через десять минут. Мы же с тобой это уже проходили, помнишь? Вот видишь, до чего ты меня довел, а ведь благовоспитанной девушке не пристало самой к молодому мужчине с обнимашками лезть.
— Мм, — высказал я свое мнение о её благовоспитанности. Она нехотя отстранилась и стала пристально меня разглядывать.
— Похорошел, — заключила она. — Возмужал. Вот только скажи мне, вот что ты в ней нашел, а? Эта тощая дылда только и будет делать, что истерить, да веревки с тебя вить. И отец у неё хоть и богатый, но уж больно жадный. Нет, я не одобряю твой выбор. Плохой какой-то у тебя вкус, — фыркнула она.
— Все сказала? — о вот и голос вернулся. Она резко встала, видимо вспомнила, что время у неё не так уж и много. Эх, надо было молчать, пока полностью чувствительность не вернулась. Но поздно.
— Нет не все, — нагнулась и, грозясь мне в лицо указательным пальцем, прошипела: — еще раз вместе увижу, проснется она у меня лысой и вся в бородавках.
И довольная собой, неспешным шагом двинулась к центральной улице.
— Стоять, — попытался крикнуть я, но голос был какой-то хриплый, зато руки обрели былую чувствительность, так что смог на них опереться.
Она обернулась и тихо сказала:
— А парень тот все равно уже не жилец, — и скрылась за углом.
Через пару минут я полностью пришел в себя. Понятное дело смысла догонять её уже не было, поэтому я направился снова в ресторан. Там уже ни парня, ни Лоры не было и про официантку никто ничего не может сказать.
— Ну что ж, она, как и всегда тебя сделала. Я же говорю — любовь, — съехидничал Эдвин.
— Очень смешно.
— Может она и не колола тебя ничем, а ноги твои от долгой разлуки и от счастливой встречи не удержались? — и открыто заржал.
— Эдвин, я думал ты мне друг? Вот как тебе о чем-то вообще рассказывать можно.
— Друг конечно и поэтому, я тебя как пьяного и безумно несчастного друга, в таком состоянии одного домой не отпущу. Пошли герой-любовник, — и помог мне подняться со стула, бубня себе под нос: «рассказывать он мне не будет?! А кому тогда еще ты о своей ненаглядной преступнице расскажешь?»
Он был прав, ведь рассказать то больше никому и нельзя — стыдно ведь. А Эдвину я доверял, да и за жизнь свою иногда опасался из-за этой плутовки, а так, хоть кто-то бы знал, кого подозревать.
Уже лежа в кровати, никак не мог уснуть. В нашем мире столько обычных людей и лишь единицы имеют дар. И все одаренные находятся на учете у главы города и в основном занимают высокие должности. У кого какой дар по закону следует держать в строжайшем секрете, и лишь рабочие в сфере услуг могут о нем распространяться: кулинары, имеющие сверхобоняние, доктора, видящие нездоровую ауру. Своим даром я был более чем доволен, я им всегда гордился, не каждый может становиться невидимым. Это редкий дар, поэтому я и стал шерифом. Чем выше и серьезнее дар, тем он реже встречается, а аналога дара у нашего главы государства Аландора вообще нет — он может заставить замереть на время все происходящее в радиусе видимости и при этом, люди будут все видеть и слышать. Этот дар перешел к нему от отца, что тоже редкость, потому что дар не наследуется, он может появиться у ребенка с неодаренными родителями и наоборот — у одаренных родителей может родиться обычный ребенок.