традиционные методы установления авторства,
основные научные принципы которых предложены в XIX веке.
Вернемся к истории с подделкой пушкинской «Русалки». Интересно, что мотивы, побудившие Ф. Е. Корша поднять вопрос о подлинности, казалось бы, бесспорно поддельного окончания «Русалки», никогда не были рассмотрены. Можно лишь высказать предположение о том, что намерением Ф. Е. Корша руководила конъюнктурно-рекламная цель, а именно — показать, что столь невысокого художественного достоинства текст… мог быть написан и А. С. Пушкиным.
Ф. Е. Корш, по собственному заявлению, стремился быть максимально объективным в своем анализе и хотел отойти от субъективно-эстетических квалификаций и оценок «пушкинского стиля», что действительно служило основой большинства предшествующих исследований. Он считал, что необходимо опираться на объективно-исторические нормы литературного языка и стилистики художественной речи той литературной эпохи, к которой относится рассматриваемое произведение, а не акцентировать внимание на субъективно устанавливаемых признаках и особенностях индивидуальной творческой манеры писателя…, Все эти положения, а также принцип обязательного соотнесения анонимного текста с текстами, заведомо принадлежащими автору, которому приписывается анонимный текст, разумеется, правильны. Однако эти постулаты действительно научного подхода были подчинены Коршем странному и весьма необъективному методу «негативного анализа» текста. Суть этого метода состояла в том, что специфичность языка исследуемого текста рассматривалась со стороны возможных погрешностей, неточностей и несообразностей стилистического и лексического характера. Иными словами, Корш пытался доказать, привлекая примеры из подлинных произведений А. С. Пушкина, что окончание «русалки», несмотря на всю свою посредственность (а по замыслу Корша именно благодаря этому), вполне могло быть написано рукой Пушкина. Так, Корш выделяет такое явление, как повторы, самоподражание у Пушкина, приводя многочисленные цитаты из разных его произведений.
«На лоне мира и отрад»
Воспоминания в Царском Селе, 1815 г.
«Безмолвная на лоне мира»
«Руслан и Людмила», 1820 г.
«Напишешь наши имена»
К Чаадаеву, 1818 г.
«Пишу я наши имена»
Чаадаеву, 1827 г.
На основании подобных сопоставлений Корш делает вывод о том, что этот признак вполне может оправдать присутствие аналогичных повторов и в «окончании», а потому авторство Пушкина обретает еще один аргумент. Но разве только для А. С. Пушкина характерны повторы? Вопрос остается открытым.
Ф. Е. Корш подробно останавливается на несовершенствах в отдельных случаях ритмического строя пушкинского стиха:
(выделено Ф. Е. Коршем). Евгений Онегин, гл. VII
Здесь, отмечает Корш, одно и то же слово в той же форме и с тем же смыслом различается только отсутствием или присутствием призвука.
Подобных огрехов стихосложения Ф. Е. Корш находит десятки, как в действительных текстах Пушкина, так и в «Окончании», из чего делается вывод: столь несовершенное «Окончание» могло выйти из-под пера Пушкина, который не всегда демонстрировал «высокий стиль» стихосложения.
Ф. Е. Коршу не удалось соблюсти декларированные им же принципы объективности и беспристрастности при анализе языка окончания «Русалки».
Пример этой атрибуции наиболее отчетливо показывает всю проблематичность и спорность выводов, если они основываются только на субъективном впечатлении о языке произведения. Если же убрать момент «негативного» подхода к анализу текста, то следует признать, что в остальном работа Корша представляет собой типичный для своего времени образец исследования с целью расшифровки спорного авторства. В этой работе собраны многие традиционные методы анализа, и прежде всего те, которые основаны на принципе «избирательности», т. е. принципе отбора наиболее характерных языковых особенностей (лексических; фразеологических, грамматических). По замыслу исследователя эти особенности в совокупности должны характеризовать уникальность авторского стиля и потому могут служить основой для установления автора анонимного текста. Но проблема состоит в том, как отмечает известный советский литературовед В. В. Виноградов, что здесь слишком высока вероятность подмены «типического» эклектическим подбором необычных особенностей- индивидуального стиля, которые не могут служить основанием для отождествления различных стилей, так как весьма неустойчивы и субъективны. Понятно, что в условиях субъективно отбираемых языковых признаков нельзя точно разграничить среди них индивидуально-типические (т. е. свойственные именно данному автору) и те, которые употребляются широко в литературном обиходе, а это означает, что надежность метода практически равна нулю.
Принципы, использованные Коршем — прежде всего те, которые основаны исключительно на субъективной, интуитивной оценке текста, — в последующих работах различных авторов развивались и дополнялись. Предпринимались попытки создать новое научное направление, получившее название «литературная эвристика» (специальное направление литературоведения, изучающее вопросы спорного, авторства), задача которого — анализ произведения в двух аспектах: первый — изучение языка и стиля произведения, второй — изучение содержания произведения и сопоставление его с мировоззрением предполагаемого писателя. Характерно, что в то время, когда даже язык произведения не мог быть подвергнут объективному количественному анализу, уже предлагались для решения проблемы авторства такие грани произведения, которые и сейчас полностью не формализуемы, например, содержание произведения. Сравнительно недавно, с начала 40-х годов, были предложены некоторые приемы количественной оценки содержания текста, но их эффективность низка, так как они требуют объемного однородного языкового материала.
Итак, несмотря на несовершенство методов установления авторства, большинство исследователей единодушны в том, что решение проблемы лежит именно на пути изучения языка и стиля произведения. Завидное согласие! И это, повторим, несмотря на целый ряд спорных и явно ошибочных атрибуций. Столь твердая позиция, очевидно, во многом способствовала созданию действительно объективных методов анализа языка произведения. В отечественном литературоведении первооткрывателем принципиально нового, объективного направления в решении вопросов спорного авторства стал замечательный русский ученый Николай Александрович Морозов (1854–1946). Человек очень непростой судьбы (в царское время — революционная борьба под знаменем народничества, заключение в Шлиссельбургскую крепость, каторга), Н. А. Морозов обладал поистине энциклопедическими знаниями. Научные интересы этого талантливого человека были чрезвычайно широки: кроме литературоведения, математика и астрономия, античная история и библейская мифология;