Первые телеги, запряженные волами, уже стояли у амбаров. Несколько молодых всадников поскакали на ближайшие луга, чтобы пригнать пасшихся там животных. Приготовления к переходу начались довольно давно, все детали были тщательно продуманы. Поэтому сейчас каждый знал, что он должен делать: какие инструменты следовало собрать в первую очередь, как распределить груз и вьючных животных, кто за что отвечал и даже в каком порядке телеги должны выезжать из нашего селения.
Меня одолевали грустные мысли. Я сел на землю, опершись спиной о дуб, под которым провел почти все свое детство, и положил левую руку на спину Люсии. Похоже, собака тоже чувствовала, что вокруг происходит нечто необычное, — она прижалась к моей ноге, взглянула мне прямо в глаза и, тяжело вздохнув, положила голову на передние лапы.
Дядюшка Кельтилл вышел на улицу и велел, чтобы друидам принесли свежие фрукты и молоко. Кельтским друидам нельзя есть мясо и пить вино. В то время как первое условие можно назвать довольно приемлемым, второе казалось мне достаточно веским аргументом, чтобы отказаться от этой почетной профессии. Что ж, если из-за простого происхождения передо мной будут закрыты двери школы друидов на острове Мона, то я хотя бы смогу наслаждаться этим прекрасным напитком из виноградного сока! И эта мысль меня в какой-то степени утешала. Я никак не мог заставить себя сделать окончательный выбор: иногда я хотел стать знатным и уважаемым торговцем в Массилии, а иногда — живой книгой кельтов, посредником между богами и людьми, хранителем древних знаний. Будь я греком или римлянином, я вряд ли стоял бы перед подобным выбором — эти народы не считают свои знания чем-то тайным. У нас же, кельтов, друиды хранят в строгом секрете даже такую, казалось бы, простую вещь, как календарь.
Дядюшка Кельтилл велел двум опытным наездникам отправиться в путь, чтобы они могли разведать, в каком состоянии дороги впереди. Два дня назад прошел сильный дождь. Возможно, реки вышли из берегов и превратили некоторые дороги в вязкую грязь, по которой не смогут пройти наши тяжело груженные повозки. Похоже, мой дядюшка сильно переживал из-за этого.
— Кельтилл! — крикнул я ему. За последнее время он уже успел отвыкнуть от того, что я целыми днями лежу под дубом. Огромные ветви дерева напоминали крышу просторного зеленого шатра, поддерживаемого в центре массивным стволом. Да, с тех пор как я начал самостоятельно передвигаться, я довольно редко лежал под этим старым деревом.
Кельтилл тут же подошел ко мне. Всем своим видом он выражал недовольство.
— Корисиос, телега, на которой ты отправишься в путь, уже готова, — сказал мой дядюшка. Казалось, что его глаза говорят: «Можешь не беспокоиться, уж тебя-то мы довезем до побережья в целости и сохранности!» Но он сказал лишь, что телега готова, хотя знал, что зрение у меня превосходное и я сам это вижу. Затем на лице дядюшки Кельтилла появилось страдальческое выражение, он взмахнул рукой, прикоснулся к заднему борту телеги и вновь повторил: «Телега готова, Корисиос», хотя я совершенно не беспокоился по этому поводу. Я ни мгновения не сомневался в том, что все кельтские боги готовы вступиться за меня, чтобы сохранить мою жизнь. Насколько мне было известно, многие сенаторы в Риме тоже верили в поддержку со стороны своих, римских богов. Сейчас я не могу объяснить, каким образом подобные мысли могли завладеть моим рассудком. Но я бы сказал, что я не просто думал так. Я был твердо уверен: боги не могли бросить меня на произвол судьбы. Да, я никогда ни о чем особо не волновался. Не было у меня привычки тревожиться о том, что могло произойти. Если честно, то повод для волнения у меня все-таки был. Я так поправился, что мой ремень, на который крепятся ножны с мечом и нож, больно врезался в талию. А застегивать его на следующее отверстие не очень хотелось, потому что с левой стороны осталось только два отверстия. У кельтов же на этот счет довольно строгие правила — тот, кому его ремень стал слишком короток, должен заплатить штраф. А у меня в кошельке не было ни одного, даже самого маленького слитка золота.
Но дядюшку Кельтилла, похоже, беспокоили гораздо более серьезные проблемы. Он опустился на одно колено рядом с телегой и внимательно осмотрел деревянное колесо, обитое полосами железа. Судя по всему, он остался доволен увиденным, поскольку решил, что до побережья это колесо докатится. Если честно, то поведение дядюшки меня несколько удивляло. Кельты редко тревожатся из-за чего бы то ни было. Когда Александр Великий во время своего похода к Дунаю спросил одного кельтского посланца, чего тот боится больше всего, кельт, к величайшему удивлению полководца, сказал: «Я боюсь, что небо обрушится на землю». Конечно же, такой ответ вызвал недовольство и раздражение Александра.