— Лаки еще мало кушает, вот лишнее молочко и течет, — успокоил ее Бирн и проложив цепочку нежных поцелуев по тонкой шее, склонился к налитой груди.
— Папочка тоже хочет попробовать пару капелек, — пробормотал он, слизывая молочный след и обхватывая губами сосок.
Острое желание пронзило Мариоку. Она негромко застонала и прижала голову мужа к груди. Но их столь увлекательное занятие прервал возмущенный плач ребенка. Бирн усадил жену в кресло, а сам достал малышку из кроватки и передал в заботливые руки матери. Дочка сразу успокоилась, уткнувшись в грудь.
— Ах ты, ненасытный ротик, оставь хоть немного папочке, — шутливо попросил он, а Мариока счастливо засмеялась. Муж любит ее, у них все будет хорошо.
Бирн умиленно смотрел, как жена кормит их ребенка, и щемящая боль от обиды, что у него отняли наследника, потихоньку отступала. Значит не судьба…
Через час, когда они утомленные, но такие счастливые, лежали, обнявшись, разговор снова зашел о Лаки. Мариока спросила, о чем они так долго говорили, и Бирн рассказал о правнуке, которого двадцать лет считали погибшим, а оказалось, что родной отец попросту выбросил его из семьи, вбив себе в голову, что ребенок не от него. Услышав столь ужасные слова, Мариока негромко вскрикнула и испуганно посмотрела на дочку, лишь на секунду представив, что ее маленькую Лаки отдали незнакомому человеку.
— Бедная мать Алана, что она пережила. А Бернард, как он мог спокойно спать все эти годы? Да его убить мало за такие дела!
— Не знаю, что я бы с ним сделал. Возможно, и убил бы, — честно признался Бирн. — Думаю, Лаки этого и опасалась, поэтому наказала Берна сама. Врезала ему хорошенько, а потом еще Ольсену позволила стукнуть его несколько раз.
— Лаки всегда была справедливой и смелой. Никогда никого не боялась. А знаешь, как она защищала меня в детстве? Нам было по восемь лет, когда мы впервые увидели друг друга. Ты привел ее в нашу комнату и сказал: «Лаки, это твоя новая подружка Мариока. Дружите и помогайте друг другу». И она очень серьезно отнеслась к твоим словам. Девчонки из нашей комнаты были старше на три года и постоянно меня обижали, отнимали игрушки и сладости, заставляли им прислуживать. Они хотели и Лаки подчинить себе, но получили такой отпор, что сразу от нее отстали. А когда она узнала, что девчонки все отнимают у меня, то решила проучить их, и стала натирать конфеты красным перцем. Хватило двух раз для того, чтобы все сладости оставались у меня. Я предлагала их Лаки, но она всегда отказывалась, ведь ей нечего было дать взамен. Только когда Стивен начал засыпать ее конфетами, мы стали делиться ими друг с другом. Лаки постоянно заступалась за меня, и это ужасно злило девчонок. Мне было почти тринадцать, когда они решили наказать меня за нашу дружбу. Очень унизительно и жестоко наказать.
Голос Мариоки задрожал. Даже спустя столько лет она не могла забыть тот день.
— Узнав, что Лаки осталась на дополнительных занятиях и не сможет им помешать, они схватили меня и повалили на кровать. Я вырывалась и кричала, но они были сильнее, и их было трое. Они раздели меня догола. Хэйли Линч — их заводила, привязала мои руки к спинке кровати и стала грубо мять грудь. Ее подружки никак не могли справиться с моими ногами, я брыкалась изо всех сил. Хэйли кричала: «Сначала мы научим тебя быть послушной, а потом покажем, что ты будешь нам делать. И никакая Лаки тебя не спасет. Она ненавидит „розовых штучек “, а ты сейчас ею станешь».
Я кричала, не переставая, и Хэйли ударила меня по лицу, приказывая заткнуться. Я понимала, что спасения ждать не откуда, и сейчас произойдет самое страшное, как вдруг услышала гневный возглас: «Совсем уже озверели, твари! Вон отсюда!» — и увидела тебя. Ты вышвырнул их из комнаты, подошел к кровати, отвязал меня и стал шептать заклинания, проводя руками над моим телом так близко, что я чувствовала тепло, исходившее от твоих ладоней. Потом ты собрал валявшуюся одежду, протянул мне и тихо сказал: «Детка, пора уже начинать носить бюстгальтер. Попроси маму купить его тебе».
Знаешь, мне до сих пор стыдно, что ты увидел меня такой жалкой, зареванной и голой. Наверное, и тебе было неприятно вспоминать об этом. Ты всегда отворачивался, когда мы случайно сталкивались, и делал вид, что не замечаешь меня. Все четыре года…
Мариока жалобно всхлипнула, а Бирн крепче прижал ее к себе и сам начал рассказывать:
— В тот день я шел по коридору и вдруг услышал крики, такие отчаянные, что кровь заледенела в жилах. Они раздавались из комнаты, где жила Лаки. Я бросился туда и увидел такое, что просто не укладывалось в сознании. От ярости я пинками вытолкал трех мерзавок и отвязал девочку, которую они хотели изнасиловать. Девочка была испугана и унижена их грязными тисканьями, и чтобы помочь ей забыть весь этот кошмар, я решил провести обряд очищения. И знаешь, мне тоже до сих пор стыдно от воспоминания, как нестерпимо хотелось моим губам прикоснуться к тому полудетскому телу. Ты даже не представляешь, как дико ощутить себя педофилом в семьдесят с лишним лет. Поэтому, я избегал даже взглядом встречаться с тобой, но всегда все знал о тебе и отмечал твой день рождения. Говорил себе, что сегодня моей девочке столько-то лет и посылал цветы и подарок.
— Так все-таки это был ты, — счастливо засмеялась Мариока. — Я с опаской смотрела на подарки, уж слишком дорогими они были, но Лаки всегда переубеждала меня. «Это опять от твоего тайного поклонника. Бери смело, ему ничего от тебя не надо», — уверенно говорила она.
Бирн громко рассмеялся:
— Ну ничего не скроешь от этой Лаки. Представляешь, она каждый раз приносила мне кусок торта с твоего дня рождения. Говорила, что твоя мама угощает под самую завязку, еще и с собой дает. Но торт, хоть и такой вкусный, ей самой уже не осилить, поэтому она делится им со мной, зная, как я люблю сладкое.
— А маме она говорила: «Я съем тортик дома, чтобы растянуть удовольствие». А та в ответ: «Детка, да кушай на здоровье, я тебе еще дам кусочек с собой». Я думала, что она угощала им Стивена и Вика, а оказывается тебя. Обожаю Лаки! Ну рассказывай дальше, мне так интересно. Помню, как Лаки еще удивилась, когда я получила в подарок серьги с бриллиантами, и сказала: «На что это он намекает? Серьги на совершеннолетие обычно дарят отцы. А я думала, что он испытывает к тебе совсем иную любовь».
— Я специально сделал такой подарок своей девочке, прощаясь с ней навсегда. Она выросла. У нее начиналась новая взрослая жизнь. И мне надо было уже прекращать с маниакальным мазохизмом наблюдать за тем, как девочка превращается в девушку. Ведь так можно совсем тронуться умом. В тот вечер я сидел дома, пил виски и говорил себе: «Сегодня Бельтайн, она пойдет на „праздник цветов “, выберет парня и подарит ему себя. А я напьюсь, и с завтрашнего дня начну жить без моей девочки, которая так никогда и не узнает о преступной любви старого дурака».
Когда в дверь постучали, у меня не было никакого желания открывать ее. Кто бы не стоял за ней, я не хотел его видеть. Но визитер был настойчивым, и стук повторился. Я рассердился и решил излить всю злость на непрошеном госте. Резко распахнул дверь… и подумал, что совсем свихнулся от безнадежной любви. На пороге стояла моя девочка, в ее ушах сияли мои сережки, а в руках была белая роза.
— Ты хотел захлопнуть дверь перед моим носом, — запоздало упрекнула Мариока. — Я сразу это поняла и быстро проскользнула в комнату, а ты начал ругать и гнать меня.
— Конечно я растерялся. Сидеть и жалеть себя — это одно, а увидеть свою девочку с белым цветком и согласиться выполнить ее просьбу — совсем другое. Разум кричал мне: «Прогони ее, она совсем ребенок! Не педофил же ты, на самом деле. Да она возненавидит тебя после того, как опомнится!». А сердце плакало и просило любви хоть на миг, иначе оно разорвется.
— Хорошо, что ты послушал сердце, — Мариока нежно поцеловала мужа.
— Нет, моя миленькая, я послушал разум и решил испугать тебя своей грубостью. Рванул твое платье и положил ладонь на грудь. Я был уверен, что сейчас моя девочка испугается и убежит, но она стояла и смотрела на меня, а под ладонью плакало и умоляло о любви ее сердце. И тогда отбросив все свои принципы, я принял тебя, как наивысший дар небес. А кто хотел сбежать на рассвете, тихонько выскользнув из моих объятий? — сердитым голосом шутливо спросил Бирн, зарываясь лицом в густые волосы жены.