Слезы тихо потекли у нее по щекам.
Шадак ехал впереди, читая следы, а Друсс и Таилия следовали за ним бок о бок — она на гнедой кобыле, он на рыжем мерине. В течение первого часа Таилия почти не разговаривала, что вполне устраивало Друсса, но когда они поднялись на взгорье перед долиной, она тронула его за руку.
— Что вы намерены делать? Зачем мы едем за ними?
— А ты как думаешь? — буркнул Друсс.
— Но нельзя же вступать с ними в бой! Вас убьют. Не лучше ли отправиться в Падию, где стоит гарнизон, и послать за ними солдат? — Друсс посмотрел на Таилию — ее голубые глаза покраснели от слез.
— До Падии четыре дня ходу — а их может и не быть на месте, — им понадобится дня три, чтобы догнать эту шайку. К тому времени те будут уже на вагрийской земле, вблизи машрапурской границы. Дренайская армия там неправомочна.
— Но то, что вы задумали, бессмысленно.
— Там Ровена, — переведя дух, сказал Друсс, — и у Шадака есть план.
— Скажите на милость. — Таилия насмешливо скривила пухлые губы. — У двух великих воинов есть план. Полагаю, мне нечего бояться?
— Ты жива и ты свободна. Если хочешь ехать в Падию — езжай.
Смягчившись, она положила ладонь ему на руку.
— Я знаю, Друсс, ты храбрый парень. Я видела, как ты убил тех разбойников, — это было великолепно. А смотреть, как ты погибнешь напрасно, я не хочу — и Ровена бы тоже не хотела. Их много, и все они — законченные убийцы.
— Я сам убийца — а их теперь поубавилось.
— Ну а что будет со мной, когда вас зарубят? — вскричала она.
— Ничего хорошего, — смерив ее взглядом, холодно ответил он.
— Ах так? Ты всегда меня недолюбливал, верно? Как и всех нас.
— Полно вздор молоть. — Друсс послал коня вперед. Он больше не оглядывался на Таилию и не удивился, услышав, что она повернула на север.
Несколько минут спустя к нему подскакал Шадак.
— Где она? — спросил следопыт и пустил двух лошадей, которых вел за собой, пощипать траву.
— Отправилась в Падию, — ответил Друсс. Шадак молча посмотрел вдаль, на крохотную фигурку Таилии. — Ты бы ее все равно не отговорил.
— Это ты ее прогнал?
— Нет. Она думает, что мы оба покойники, и боится попасть в рабство.
— Что ж, с этим спорить трудно. Делать нечего — она сама выбрала свой путь. Будем надеяться, что он окажется верным.
— Что разбойники? — спросил Друсс, забыв и думать о Таилии.
— Они ехали всю ночь, следуя прямо на юг. Лагерь они, думаю, разобьют у Тигрена, милях в тридцати отсюда. Там есть узкая долина, выходящая в чашеобразный каньон. Работорговцы, конокрады, угонщики скота и дезертиры пользуются этим местом годами — его легко оборонять.
— Когда мы туда доберемся?
— Где-то после полуночи. Будем ехать еще два часа — потом сделаем привал, поедим и сменим лошадей.
— Я не нуждаюсь в отдыхе.
— В нем нуждаются лошади — и я тоже. Имей терпение. Ночь будет долгая и опасная — а наши надежды на успех, признаться, не столь уж велики. Таилия не зря боялась: нам понадобится больше удачи, чем человек имеет право ожидать.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Друсс. — Эти женщины тебе никто.
Шадак не ответил, и они молча ехали, пока солнце почти не достигло полудня. Тогда следопыт свернул на восток, к маленькой роще, и они спешились под развесистыми вязами у скального озерца.
— Скольких ты убил там, у себя? — спросил Шадак, когда они уселись в тени.
— Шестерых. — Друсс достал из сумки на боку полоску вяленого мяса и оторвал кусок.
— А раньше тебе приходилось убивать?
— Нет.
— Шестеро — внушительное число. Чем ты их?
Друсс некоторое время задумчиво жевал.
— Большим топором и маленьким. Еще кинжалом… и просто руками.
— И ты никогда не учился боевому ремеслу?
— Нет.
Шадак потряс головой.
— Расскажи мне, как дрался, — все, что сможешь вспомнить. — Молча выслушав повесть Друсса, Шадак улыбнулся: — Ты редкий юноша. Позицию за поваленным деревом ты выбрал удачно. Это была хорошая мысль — первая из многих, я бы сказал. Но поразительнее всего твой последний ход. Как ты узнал, что твой противник отскочит влево?
— У меня был топор, и враг видел, что я не левша. Следовало ожидать, что я вскину топор над левым плечом и опущу вправо. Поэтому он отклонился вправо, то есть влево от меня.
— Трезвое рассуждение для человека в пылу боя. Сдается мне, ты немало унаследовал от деда.
— Не говори так! Он был безумец.