Мишанеку нравился этот человек. К прочим наашанский боец относился С едва скрываемым презрением, но Даришан — прирожденный воин. Безнравственный, не имеющий совести, но отважный.
Звук чьих-то шагов прервал думы Мишанека.
— Где ты там, во имя Гадеса? — произнес низкий голос.
— Ты ж ясновидящий, Шалитар, — откликнулся Мишанек.
Ответ недвусмысленно уведомил его, куда ему следует отправиться.
— Я бы с радостью, — усмехнулся он. — Покажи дорогу.
Лысый дородный человек в длинном белом хитоне вышел к пруду и сел рядом с Мишанеком. У него было круглое, красное лицо, а уши торчали, как у нетопыря.
— Ненавижу садовые лабиринты. Кто их только выдумал? Дорога получается в три раза длиннее, чем надо, и добро бы еще тебя в конце ждала какая-то награда — ан нет.
— Видел ты ее? — перебил Мишанек.
Шалитар отвел глаза.
— Ну, видел. Зачем тебе понадобилось ее покупать?
— Это не имеет значения. Что ты скажешь о ней?
— Она самая одаренная пророчица из всех, кого я знаю, но ее Дар оказался сильнее нее. Можешь ты себе представить, что это такое — знать все обо всех, с кем ты видишься? Их прошлое и их будущее. Когда ты касаешься чьей-то руки, перед тобой пролетает чужая жизнь и ее конец. Столь быстрый и мощный приток знаний оказался для нее гибельным. Она не просто видит чужие жизни — она переживает их. Она уже не просто Ровена, но сто разных людей — и ты в том числе.
— Я?
— Да. Я лишь мимолетно коснулся ее сознания, но твой образ в нем был.
— Она будет жить?
Шалитар покачал головой:
— Я провидец, дружище, но не пророк. Мне думается, есть только один выход: нужно закрыть двери ее Дару.
— Ты это можешь?
— Один нет, но я позову моих собратьев, имеющих опыт в таких делах. Это не то что изгнание демонов. Мы должны запечатать все ходы ее разума, ведущие к источнику силы. Это будет стоить дорого, Мишанек.
— Я богат.
— Тем лучше для тебя. Один из нужных мне людей — бывший священник Истока, и он запросит за свои услуги не меньше десяти тысяч серебром.
— Он их получит.
Шалитар положил руку на плечо друга.
— Ты так сильно любишь ее?
— Больше жизни.
— И она разделяет твои чувства?
— Нет.
— Что ж, у тебя появится случай начать все сызнова. Когда мы закончим свой труд, она лишится памяти. Что ты ей скажешь тогда?
— Не знаю. Буду любить ее, вот и все.
— Ты намерен жениться на ней?
Мишанеку вспомнилось ее предсказание.
— Нет, мой друг. Жениться я не намерен никогда.
Друсс блуждал по темным улицам отвоеванного города. Голова болела, на душе было неспокойно. Бой, хотя и кровавый, завершился слишком быстро, и у Друсса осталось странное чувство какой-то неудовлетворенности. В нем произошла перемена — он не желал ее, но должен был с ней считаться: он жаждал боя, жаждал ощущать, как его топор крушит чьи-то кости, видеть, как огонь жизни угасает в глазах врага.
Ему казалось, что родные горы остались где-то в прошлой жизни.
Скольких людей он убил с тех пор, как отправился на поиски Ровены? Он потерял этому счет, и ему было все равно. Топор в его руке казался легким, теплым и ласковым. Во рту пересохло — испить бы холодной воды. Подняв глаза, Друсс увидел над головой табличку: «Улица Специй». В мирное время купцы доставляли сюда свои пряные товары и упаковывали в тюки для отправки на запад. В воздухе и теперь пахло перцем. В дальнем конце улицы, где она выходила на рыночную площадь, был фонтан, а рядом медный насос с длинной изогнутой ручкой и прикованной к нему медной чашечкой на цепочке. Друсс наполнил чашу, прислонил топор к фонтану и стал пить, но рука то и дело тянулась потрогать черное топорище Снаги.
Когда Горбен послал их в последнюю атаку на обреченных наашанитов, Друсса одолевало желание ринуться в самую гущу, упиться кровью и смертью. Вся его воля ушла на то, чтобы побороть эту тягу. Враг, засевший в замке, уже сдался на милость победителя, и Друсс понимал, что такая бойня была бы злодейством. Слова Шадака вспомнились ему: «Настоящий воин живет по правилам — так уж устроен свет. Они у каждого свои, но основа одна и та же. Не обижай женщин и детей. Не лги, не обманывай и не воруй. Будь выше этого. Защищай слабых от зла сильных и не позволяй мыслям о наживе увлечь себя на дурной путь».