Кровля затрещала, охваченная огнем.
— Иди-ка выбери себе лошадь, воин, — крикнул Шадак. — Пора в дорогу.
Взяв топор, Друсс обернулся к югу. Где-то там была Ровена.
— Я иду к тебе, — шепнул он. И она его услышала.
Глава 3
Повозки катились весь день и всю ночь. Ошеломленные пленницы поначалу сидели тихо. Потом на смену оцепенению пришло горе, и они залились слезами. Всадники, сопровождавшие повозки, велели им замолчать — но тщетно. Тогда мужчины влезли в фургоны и принялись раздавать удары и шлепки, угрожая прибегнуть к кнуту.
Ровена со связанными впереди руками сидела подле Мари, тоже связанной. У Мари опухли глаза — и от слез, и от удара, угодившего ей в переносицу.
— Как ты? — шепнула Ровена.
— Они погибли, — был ответ — Они все погибли. — Мари смотрела перед собой невидящими глазами.
— Но мы-то живы, — тихо и ласково сказала Ровена. — Не теряй надежды, Мари. Друсс тоже жив. А с ним идет еще один человек — великий охотник. Они следуют за нами.
— Все погибли. Все.
— О, Мари! — Ровена потянулась к подруге связанными руками, но та с криком шарахнулась прочь.
— Не трогай меня! — Она впилась в Ровену диким горящим взором. — Это из-за тебя нас постигла кара. Из-за тебя, ведьма!
— Неправда! Я ни в чем не виновата!
— Она ведьма, — громко завопила Мари, и другие женщины в повозке уставились на них. — У нее дар ясновидения. Она знала о набеге, но нам ничего не сказала.
— Почему ты молчала? — подала голос дочь пекаря Ярина. — Мой отец погиб, и братья тоже. Почему ты нас не предостерегла?
— Я ничего не знала до последнего мгновения!
— Ведьма! — взвизгнула Мари. — Ведьма проклятая! — И связанными руками ударила Ровену по голове. Та повалилась на других женщин, и они принялись молотить ее руками и ногами. Всадники бросились к повозке. Ровена вылетела наружу и тяжело грянулась оземь.
— Что тут творится? — заорал кто-то.
— Ведьма! Ведьма! Ведьма! — вопили женщины. Чья-то грязная рука схватила Ровену за волосы, и она увидела перед собой худое, покрытое шрамами лицо.
— Ведьма, значит? — проворчал мужчина. — Сейчас поглядим. — Он вынул нож, коснувшись острием ее шерстяной кофты. — Говорят, у ведьм три соска.
— Не трогай ее! — крикнул другой голос, и к ним подъехал всадник. Бандит убрал нож.
— Я не собирался ее резать, Хариб. Ведьма она или нет, за нее дадут хорошую цену.
— Очень хорошую, если она вправду ведьма. Посади ее с собой на коня.
Говоривший был смугл и темноглаз. Нижнюю часть его лица скрывал бронзовый шлем. Он пришпорил коня и ускакал, а державший Ровену разбойник сел в седло, пристроив ее за собой. От него разило потом и немытым телом, но Ровена этого не замечала. Глядя на повозку со своими недавними подругами, она заново переживала свою потерю.
Еще вчера мир был полон надежды. Их дом был почти готов, муж начинал ладить со своим мятежным нравом, отец наконец-то вздохнул свободно, Мари мечтала о ночи с Пиланом.
И вот за какие-то несколько часов все переменилось. Ровена потрогала брошь у себя на груди... и увидела, как ее муж превращается в Побратима Смерти.
Слезы тихо потекли у нее по щекам.
Шадак ехал впереди, читая следы, а Друсс и Таилия следовали за ним бок о бок — она на гнедой кобыле, он на рыжем мерине. В течение первого часа Таилия почти не разговаривала, что вполне устраивало Друсса, но когда они поднялись на взгорье перед долиной, она тронула его за руку.
— Что вы намерены делать? Зачем мы едем за ними?
— А ты как думаешь? — буркнул Друсс.
— Но нельзя же вступать с ними в бой! Вас убьют. Не лучше ли отправиться в Падию, где стоит гарнизон, и послать за ними солдат? — Друсс посмотрел на Таилию — ее голубые глаза покраснели от слез.
— До Падии четыре дня ходу — а их может и не быть на месте, — им понадобится дня три, чтобы догнать эту шайку. К тому времени те будут уже на вагрийской земле, вблизи машрапурской границы. Дренайская армия там неправомочна.
— Но то, что вы задумали, бессмысленно.
— Там Ровена, — переведя дух, сказал Друсс, — и у Шадака есть план.
— Скажите на милость. — Таилия насмешливо скривила пухлые губы. — У двух великих воинов есть план. Полагаю, мне нечего бояться?
— Ты жива и ты свободна. Если хочешь ехать в Падию — езжай.
Смягчившись, она положила ладонь ему на руку.
— Я знаю, Друсс, ты храбрый парень. Я видела, как ты убил тех разбойников, — это было великолепно. А смотреть, как ты погибнешь напрасно, я не хочу — и Ровена бы тоже не хотела. Их много, и все они — законченные убийцы.
— Я сам убийца — а их теперь поубавилось.
— Ну а что будет со мной, когда вас зарубят? — вскричала она.
— Ничего хорошего, — смерив ее взглядом, холодно ответил он.
— Ах так? Ты всегда меня недолюбливал, верно? Как и всех нас.
— Полно вздор молоть. — Друсс послал коня вперед. Он больше не оглядывался на Таилию и не удивился, услышав, что она повернула на север.
Несколько минут спустя к нему подскакал Шадак.
— Где она? — спросил следопыт и пустил двух лошадей, которых вел за собой, пощипать траву.
— Отправилась в Падию, — ответил Друсс. Шадак молча посмотрел вдаль, на крохотную фигурку Таилии. — Ты бы ее все равно не отговорил.
— Это ты ее прогнал?
— Нет. Она думает, что мы оба покойники, и боится попасть в рабство.
— Что ж, с этим спорить трудно. Делать нечего — она сама выбрала свой путь. Будем надеяться, что он окажется верным.
— Что разбойники? — спросил Друсс, забыв и думать о Таилии.
— Они ехали всю ночь, следуя прямо на юг. Лагерь они, думаю, разобьют у Тигрена, милях в тридцати отсюда. Там есть узкая долина, выходящая в чашеобразный каньон. Работорговцы, конокрады, угонщики скота и дезертиры пользуются этим местом годами — его легко оборонять.
— Когда мы туда доберемся?
— Где-то после полуночи. Будем ехать еще два часа — потом сделаем привал, поедим и сменим лошадей.
— Я не нуждаюсь в отдыхе.
— В нем нуждаются лошади — и я тоже. Имей терпение. Ночь будет долгая и опасная — а наши надежды на успех, признаться, не столь уж велики. Таилия не зря боялась: нам понадобится больше удачи, чем человек имеет право ожидать.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Друсс. — Эти женщины тебе никто.
Шадак не ответил, и они молча ехали, пока солнце почти не достигло полудня. Тогда следопыт свернул на восток, к маленькой роще, и они спешились под развесистыми вязами у скального озерца.
— Скольких ты убил там, у себя? — спросил Шадак, когда они уселись в тени.
— Шестерых. — Друсс достал из сумки на боку полоску вяленого мяса и оторвал кусок.
— А раньше тебе приходилось убивать?
— Нет.
— Шестеро — внушительное число. Чем ты их? Друсс некоторое время задумчиво жевал.
— Большим топором и маленьким. Еще кинжалом... и просто руками.
— И ты никогда не учился боевому ремеслу?
— Нет.
Шадак потряс головой.
— Расскажи мне, как дрался, — все, что сможешь вспомнить. — Молча выслушав повесть Друсса, Шадак улыбнулся: — Ты редкий юноша. Позицию за поваленным деревом ты выбрал удачно. Это была хорошая мысль — первая из многих, я бы сказал. Но поразительнее всего твой последний ход. Как ты узнал, что твой противник отскочит влево? |
— У меня был топор, и враг видел, что я не левша.