Совершенная же дружба бескорыстна и не знает разграничения экспрессивных и инструментальных ценностей: «…питая дружбу к другу, питают ее к благу для самих себя, ибо, если добродетельный становится другом, он становится благом для того, кому друг». Соображения пользы, удовольствия, взаимопомощи не имеют в такой дружбе решающего значения, потому что отношение к другу в принципе не отличается от отношения человека к самому себе. «…Все проявления дружбы из отношения к самому себе распространяются на отношение к другим». И все поговорки в этом согласны, например: «душа в душу», и «у друзей все общее», и «уравненность — это дружность», и «своя рубашка ближе к телу…».
Благодаря этому дружба является также необходимым средством самопознания: «Как при желании увидеть свое лицо мы смотримся в зеркало и видим его, так при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга».
Друг — наше «второе Я». Ближе друга у человека никого нет. Поэтому, считает Аристотель, количество друзей имеет пределы. «…Близкая дружба — это дружба с немногими», «при товарищеской дружбе не бывает большого числа друзей, да и в гимнах говорится о парах».
Из такого понимания дружбы вытекает целый ряд психологических проблем: разграничение дружбы и простого расположения, выявление особенностей юношеской и старческой дружбы, зависимости дружбы от индивидуальных черт личности и т. п.
В понимании Аристотеля, дружба уже не является ни традиционным социальным институтом, ни разновидностью расчетливого товарищества, пи проявлением эротического влечения, ни абстрактной добродетелью, а самостоятельным высокоиндивидуализированным межличностным отношением.
По сути дела, Аристотель сформулировал все важнейшие вопросы психологии и этики дружбы. Однако он и мысли не допускает о возможности дружбы между свободным человеком и рабом.
Культ дружбы характерен не только для древнегреческой, но и для эллинистической и древнеримской философии. По выражению Эпикура, «дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни». Но хотя дружбу прославляют и Феофраст, и Эпиктет, и Диоген Лаэртский, и Цицерон, и Сенека, и Плутарх, расставляемые ими этические акценты различны.
Эпикур и его последователи подчеркивают утилитарно-рассудочные истоки дружбы. По словам Эпикура, «всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет из пользы». Поскольку истинная дружба, по Эпикуру, порождается только мудростью, дружба приобретает у него черты некоторого духовного аристократизма. Она ставится в известном смысле даже выше мудрости, ибо мудрость — благо смертное, а дружба — бессмертное.
Если у эпикурейцев дружба — источник радости, то ригористическая этика стоиков (например, Эпиктет) трактует ее прежде всего как долг и добродетель, которой должны быть подчинены живые человеческие чувства. Это делает дружбу еще более исключительной, доступной только мудрецу.
Особенно широко обсуждается в поздней античности вопрос о мосте дружбы в системе государства. В доклассовом обществе, где ритуализованные личные отношения непосредственно составляли ячейку социальной связи, такой вопрос практически не вставал. В классовом обществе он ставится чрезвычайно остро. Уем сильнее акцентируется индивидуальность и особенность дружбы, тем сложнее ее совместить с универсалистскими притязаниями государства. И если Диоген Лаэртский принимает в этом конфликте сторону индивида, утверждая, что мудрец всегда готов умереть за друга, хотя пальцем не шевельнет ради государства, то Цицерон решительно становится на точку зрения социального целого.
В своем диалоге «Лелий» («О дружбе») Цицерон провозглашает стремление к дружбе природным свойством человека. Дружба возникает из взаимного расположения и симпатии, что предполагает также сходство в желаниях, стремлениях, убеждениях. Иначе говоря, «дружба не что иное, как согласие во всех делах божеских и человеческих в сочетании с благожелательностью и привязанностью».
Цицерон высоко ценит интимность дружбы. Его переписка с друзьями, особенно с Аттиком, свидетельствует, что и сам он был способен на такое чувство. Однако интимность и взаимная любовь друзей не должны заслонять социально-нравственное содержание дружбы. Дружба дает людям радость взаимопонимания и общения, но и налагает на них определенные обязательства. «Основание стойкости и постоянства, которых мы ищем в дружбе, — верность; ведь неверное не может быть стойким». Кроме того, дружба предполагает взаимную требовательность и контроль, а также взаимопомощь. До некоторой степени даже дозволено «помочь друзьям в их не совсем справедливых желаниях, — когда дело коснулось бы их гражданских прав или их доброго имени». Тем не менее внутренний кодекс дружбы тесно связан с общегражданским моральным кодексом и подчинен последнему.«…Мы не можем даже предположить, чтобы кто-нибудь из них (достойных людей прошлого. — И. К.) решился потребовать от друга чего-либо такого, что было бы противно совести, противно клятве, противно интересам государства».