— А что такое агрегат? — спросил Коля.
Митя посмотрел на него с сожалением: как же это не знать таких простых вещей!
— Агрегат — это и есть машина, — пояснил он. — И вот, понимаешь ли, как положишь руку на руль…
— А ты на комбайне чего делал? — неожиданно для мальчиков спросила Катя.
— Как это — чего? — смутился он. — Я, конечно, машину не вел, но за руль сколько раз держался.
Кругом засмеялись, и громче всех — Коля.
— А чего смеяться? — обиделся Митя. — Я и работал. Там, где солому разравнивают, знаешь? — обратился он к Кате.
— Знаю, — ответила она. — Я в это лето тоже в деревне была и комбайн видела.
«Вот так девчонка! — поразился Коля. — Я вот и мальчик, а комбайна еще не видал».
Дома в этот раз он уже на жаловался, что не будет сидеть за одной партой с Катей, а только сказал:
— Все мальчишки так, а я против всего класса, что ли…
Так и пошло время.
Из всех уроков Коля больше всего полюбил историю. Беда была только в том, что в голове его мешались разные события. Особенно трудно было разобраться в них, когда приходилось отвечать, стоя у карты с указкой в руках.
— Ну, Бубенчиков, — обращался к нему Андрей Иванович, — расскажи-ка нам о вторжении гиксосов в Египет.
Коля молчит. На него тоже молча смотрит весь класс. «Гиксосы? — соображает он. — Ах, да. Это которые двинулись на Египет из Азии».
И ему представляются их быстрые кони и легкие боевые колесницы. Андрей Иванович, когда рассказывал о нашествии этого племени, колесницы эти даже на доске рисовал, и Коля очень досадовал, что египетские пешие воины не могли устоять против этих полчищ.
— Это племя, — начинает он и смотрит на карту.
— Ну, — поощрительно кивает головой Андрей Иванович, — где же обосновалось это племя?
— В дельте реки Нила, — быстро отвечает Коля, но тут происходит заминка: показать на карте эту самую дельту он не может. Он водит указкой в разных направлениях, но все: и Нил, и его дельта — точно сквозь землю провалилось.
— Так-так, — неопределенно повторяет Андрей Иванович. — Толоконникова, иди-ка на помощь.
Катя подходит.
— Это вот будет дельта, — указывает она на широкую развилину Нила, обведенную такой черной чертой, что всем, кроме Коли, она, должно быть, сама собой бросалась в глаза.
Коля сконфужен.
— Завоеватели укрепились тут, — рассказывает далее Катя, — и при них народу Египта было так же плохо, как и при фараонах.
Помолчав немножко, она добавляет:
— А то еще, может, и хуже.
— Допустимо, — обмакнув перо в чернильницу и держа его против Катиной фамилии в классном журнале, подтверждает Андрей Иванович. — Так что же ты? — обращается он к Коле. — А ты не пробовал сам делать карты?
— Нет, — говорит Коля. — А разве можно?
— Конечно. Ты попробуй. Сам сделаешь — лучше запомнишь.
И тут на доске, разделив ее на равные клеточки, он не только Коле, но и всем стал показывать, как нужно делать карту.
Придя домой, Коля до позднего вечера занимался этой работой. Он так старался, что мать, наконец, сказала:
— А не пора ли спать, Коля?
— Нет, мам, еще немножечко, — попросил он. — Погляди, у меня уже вышло Черное море.
Когда он довел свою работу до острова Кипр, глаза его стали закрываться и поневоле пришлось итти спать.
Через два дня был опять урок истории. Коля разложил на парте свою новую карту.
— А ты тоже сделала? — спросил он Катю.
— Сделала.
— Покажи.
Но Катина карта оказалась лучше. Коля этому был очень не рад. Он вдруг увидел, что его Черное море напоминает скорее старую калошу, а остров Кипр похож на какую-то уродливую хвостатую рыбу. «Эта Катька, учится определенно лучше меня», — с неприязнью подумал он.
А Катя сказала:
— Хочешь, давай вместе переделаем карту.
Коле бы только согласиться, но в нем поднялись и зависть и обида, что вот у него все выходит хуже, чем у этой девчонки. Он нахмурился, и привычное веселое выражение исчезло с его лица. Сам еще не зная, что будет дальше, он вдруг схватил чернильницу и… махнул ею. Страшное фиолетовое пятно залепило на Катиной карте весь Египет и быстро, быстро стало расползаться дальше.
Катя ахнула и, уткнувшись лицом в парту, тихонько заплакала. Ее тоненькие загнувшиеся серпами косички тоже тихонько подрагивали.
Коле сделалось стыдно, но, скрывая это, он сказал:
— Знаю: теперь жаловаться будешь, плакса!
Она подняла на него наполненные слезами глаза.
— Ты злой мальчишка. Не буду я на тебя жаловаться. Ты дрянь!