— Я всегда тебя уважала. Ты не видела от меня ничего, кроме любви и заботы. И я больше не хочу выслушивать оскорбления. Я так не могу. Если решишь позвонить и извиниться, ты знаешь мой телефон. По иным поводам не утруждайся.
Выйдя на улицу, Грациэла натягивает блузку, но руки у нее так дрожат, что она не в состоянии застегнуть пуговицы. Она оглядывается на дом, отчасти ожидая, что мать в гневе погонится за ней. Но разумеется, в доме тихо, не считая пощелкивания включенного кондиционера. В окнах отражается солнечный свет. Грациэла делает глубокий вдох и шагает по дорожке, поняв, что руки перестали трястись. По пути она застегивает блузку. В голове легкое гудение — но это не гнев, не тревога, не страх и не вина, а радостное волнение. Она победила. Наконец-то. Грациэла получила работу, о которой мечтала. Даже если мать не позвонит и не извинится — все равно. Грациэла всегда будет готова прийти ей на помощь, но она не нуждается в материнском одобрении. Что бы та ни думала о дочери, жизнь Грациэлы кардинально изменилась за какой-то час.
Ли познакомилась с Аланом, когда тот только что окончил Нью-Йоркский университет с дипломом по «американскому наследию» — расплывчатая специальность, которая включает литературу, поп-культуру, немного политики и массу самомнения. Алан хотел заниматься музыкой, но родители, жившие в Чикаго, запретили. После университета он поступил на стажировку в юридическую фирму, но нигде не мог задержаться надолго. Алан объяснял: он не из тех, кто способен работать под чьим-то началом.
— Я бунтарь, — заявлял он. — Слишком независимый и оригинальный. Меня невозможно запереть в офисе.
Ли восхищалась его непокорным духом.
Он жил в Бруклине и подрабатывал в какой-то мастерской — ему хорошо платили, и у Алана была масса свободного времени, чтобы заниматься любимым делом. Впервые Ли услышала, как Алан поет и играет, у него дома, в Бруклине. Они поужинали, выпили несколько бокалов вина, занялись любовью, а потом Алан достал гитару и принялся петь. «Если бы ты была моей» — песня двадцатых годов, простая, приятная мелодия, нежный голос… Алан подыгрывал себе простыми аккордами. «Если бы ты была моей, я бы горы свернул».
Стоял теплый вечер, в мерцании свечей Ли не замечала облупившуюся краску на стенах спальни. Алан был обнажен, его золотистая кожа сияла, темная прядь спускалась на глаза. «Если бы ты была моей…» Он весь вечер ласково улыбался.
В конце концов Ли стала принадлежать ему. Телом и душой.
Тем вечером она убедилась, что у Алана есть талант. Чистый, ясный, безыскусный.
Она испытала шок, когда увидела его публичное выступление в маленьком ресторанчике в Ист-Виллидже. Безыскусность как рукой сняло, она сменилась вымученной бодростью, голос звучал надрывно, манера игры сделалась слишком напористой. Но Ли безумно любила Алана, и страсть стерла все сомнения. В двадцать лет на кону стояли совсем иные вещи. Все ее друзья о чем-то мечтали, строили планы, но негласно предполагалось, что в конце концов они позабудут о несбыточных фантазиях и найдут работу, которая по крайней мере принесет стабильный доход.
Поначалу Ли непрерывно уверяла Алана, что у него есть талант и недостает только возможностей. Она поступала как всякая любящая женщина — то есть верила и поддерживала. Когда Алан сказал, что для «такой музыки» и «таких песен» найдется место в Лос-Анджелесе, Ли поверила, поддержала, собрала вещи и переехала. И никогда об этом не жалела.
При первом знакомстве в Нью-Йорке Ли представилась официанткой. Она призналась, что занимается йогой, лишь когда убедилась, что Алан не будет смеяться и не сочтет ее чудачкой.
Она начала всерьез изучать йогу (а не просто посещать занятия) под руководством Розы Джианелли, пожилой дамы, которая в шестидесятые годы ездила в Париж учиться у Б.К.С. Айенгара. Айенгар прибыл в Европу вместе со знаменитым скрипачом Иегуди Менухиным, чтобы проповедовать свое учение. Роза надолго покинула родных, чтобы заниматься у Айенгара. Она стала одной из первых наставниц Ли и увидела в девушке качества, которые одобрил бы Айенгар, — способность к сочувствию, искренность, внимание к деталям. Она принялась обучать Ли бесплатно, как учили ее саму, шаг за шагом, с такой педантичностью, что временами это сводило с ума. Они работали часами, иногда днями, над одной позой — точь-в-точь как делал Айенгар. Роза объясняла асаны, придавая телу Ли нужное положение, и пользовалась очаровательными точными метафорами, которые оживляли каждое движение. Она называла свод стопы «куполом», а позу с отведенными назад плечами — «головой кобры». Слова и энергия Розы заставляли Ли забывать, что она находится в ничем не примечательном пригородном коттедже на Лонг-Айленд. Она сходила с поезда и пешком шагала к дому Розы каждое утро, прихватив с собой стаканчик растворимого кофе и анисовый тост, после чего переносилась в иной мир. Роза заставляла Ли учить сутры — так тщательно, что временами медицинский колледж казался сущим раем. Иногда они ссорились. Роза требовала многого, она бывала зла на язык и скупа на похвалу. Но все-таки…