— Он деловой человек, Ли. Я в это не вмешиваюсь, и вам тоже не нужно. В том-то и прелесть. Вы понимаете, Алан? Я завидую вашему положению. Честное слово, завидую. То же самое с моими собаками. Иногда я смотрю на них и думаю: разве они не счастливы? Еда сама собой появляется в миске! Кстати, давайте договоримся и насчет моего имени, хорошо? Когда я стала буддисткой, имя Дженет перестало казаться подходящим. Для Милуоки, где я выросла, оно еще годилось, но раз уж я почувствовала себя новым человеком, мне было нужно что-нибудь другое. Потом я отправилась в Париж, и женщины в модных домах звали меня «мисс Дженет», но, разумеется, произносили «Жанетт». Вы когда-нибудь бывали за границей, Ли? Французы так очаровательно говорят по-английски, даже в провинции. Мне понравилось, и я сменила имя. Однако я и впрямь чересчур разговорилась. Пожалуйста. У вас есть вопросы, Алан? А у вас, Ли? Вы о чем-нибудь хотите спросить?
— Да, у меня есть вопрос, — говорит Ли и оборачивается к Алану: — Это правда, что ты спишь с Баррет?
— Как ты могла? — возмущается Алан.
— А что?
— В гостях у Фрэнка и Жанетты! Ты видела выражение их лиц? Они так смутились, что не знали, как быть!
— Ты действительно думаешь, что мне есть дело до Фрэнка и Жанетты? Заводи мотор, Алан. Заводи мотор и вези меня домой.
— К счастью, у нее достаточно светского опыта, чтобы притвориться, будто она ничего не слышала.
— К счастью, она настолько себялюбива, что не заметила бы, даже если бы я вышвырнула тебя в окно! А мне очень хотелось это сделать!
— Ты торопишься с выводами.
— Заводи мотор, Алан.
— Я не могу найти ключи.
— Ищи быстрее!
На спортивных штанах Алана столько «молний» и крошечных отделений, что он забывает, где уже искал, а где еще нет. Интересно, о чем думал дизайнер? По кармашку для каждой монетки?
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Я не собираюсь отвечать, Ли.
— Ты ответишь, и притом немедленно.
В течение стольких лет Ли училась сдержанности и хладнокровию — она избавлялась от гнева, расслаблялась, дышала… Но женщина чувствует, как внутри закипает незнакомый гнев, как будто она утратила контроль над мыслями и поступками. Чисто физическое ощущение, от которого покалывает руки, ноги и темя.
— На тот случай, если ты забыл, повторяю: ты действительно спишь с Баррет?
— Я с ней не живу, Ли, — отвечает Алан, вытаскивая ключи из кармашка ниже колена. — И у нас нет романа.
— О Господи! Господи! Иными словами, вы трахались. Она еще ребенок, Алан! Она студентка колледжа!
Ли открывает бардачок и роется в нем, ища пачку сигарет, которую припрятала несколько месяцев назад, когда Алан ушел из дому. Она знала, что они рано или поздно пригодятся.
— Баррет — няня наших детей. Это так… банально. Отвратительно.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Закуриваю! Не видишь? — Сигарета прыгает во рту, пока Ли нервно пытается зажечь спичку. — И я ее докурю — докурю до самого фильтра!
— Ты с ума сошла? А если Жанетта и Фрэнк увидят?
— Ты правда думаешь, что мне не наплевать? Думаешь, у меня есть хоть какое-то желание на них работать? Они ужасны. Фрэнк — делец и свинья, а она просто дура. Жанетту можно только пожалеть, хотя я и удержалась. Она ставит нас не выше собак, Алан. Впрочем, ты и есть сущий кобель.
Алан выезжает на дорожку и медленно катит прочь, время от времени озираясь, чтобы удостовериться, что никто за ними не наблюдает. Ли опускает окно, высовывает голову и кричит:
— Я курю, Дженет! Хочешь затянуться?
— Ты спятила! Откуда такая злоба?
— А чего ты хочешь? Ты спал с девушкой, которая работает у нас! У меня!
— Всего три или четыре раза!
— Ах да. И все? Три или четыре раза? По-твоему, это не считается, да? Я должна сделать вид, что ничего не было? Добро пожаловать домой, будем и дальше жить как одна счастливая семья и работать на этих… дрессировщиков? Гав-гав! Почему ты раньше не сказал? Если бы я знала, что вы перепихивались всего три или четыре раза, то, наверное, даже не забеспокоилась бы, любимый. Мне ведь все равно. И Баррет тоже, не так ли? У нее нет никаких чувств, не правда ли? Ты наверняка сказал ей, что мы разводимся? Что угодно, лишь бы затащить ее в постель?
— Я ничего не говорил. Если она почему-то подумала…
— Ты отвратителен. Ужасен. Знаешь, что самое худшее? Моя мать с самого начала знала, что ты скотина, а я нет. Меня ослепила любовь, или глупость, или уверенность в собственной правоте, ведь я такая хорошая и глубокомысленная. Поэтому теперь придется не только посмотреть на тебя с новой стороны, но и признать, что у матери интуиция лучше! И мне это очень неприятно!