А японцы уже вовсю осыпали стрелами гигантскую тушу. Чёрные охотники отвечали им тем же: луков у них было меньше, зато стреляли они быстрее и точнее.
И далеко не сразу японцы осознали кое-что неприятное. Их обстреливают не только спереди, но и сзади!
Это Батый и его соратники включились в драку. Они не считали африканцев союзниками, но спешили, пользуясь моментом, потрепать японцев. Правда, у монголов не было прикрытия. Поэтому они старались сбить прицел, постоянно меняя позицию.
Первая же стрела Батыя поразила одного из врагов. Вторая и третья — ушли в молоко. А вот четвёртая слегка зацепила командира отряда…
Тот злобно вскрикнул. А потом сделал знак нескольким воинам, которые кинулись в сторону монголов, поднимая копья.
Чернокожие охотники заметили, что кто-то отвлёк их врагов. Выскочив из-за огромной туши, они бросились бежать к лесу, оставив раненую девушку на произвол судьбы. Они очень боялись… И боялись не напрасно! Ещё недавно группа арабов, пришедшая менять товары, рассказала им: в округе появились опасные враги. Японцы.
А значит, лучше оставить и добычу, и раненую. И вовремя предупредить остальных, что пора уносить ноги. О том, что нельзя вечно бегать, чернокожие охотники не думали. Как не думали и о том, что японцы их так просто не отпустят…
Вслед за беглецами взметнулась туча стрел. Сразу четверо чернокожих повалились в траву, крича, корчась и силясь дотянуться до стрел в спине. Трое охотников не выдержали: развернулись и бросились обратно, к своим. А двоих, которые ещё бежали прочь, накрыло следующим залпом.
Зато Батый воспользовался ситуацией на полную катушку… Сначала чуть отошёл, давая своим друзьям схватиться с японцами, а потом принялся стрелять так, как ещё никогда в жизни не стрелял. Да и не собирался… Где-то в глубине души Батый прекрасно знал: он не выживет. Слишком уж велико было преимущество японцев…
Он просто хотел отомстить. И убить как можно больше врагов. Его будущее без капсулы выглядело грустным и печальным. Не было смысла и дальше пытаться жить. Одинокий, бездомный и лишённый надежд… Такой человек не может выжить в этом диком мире.
Батый стрелял так, как стреляют в последний раз. И каждый его выстрел нёс смерть и боль. Его друзья пали, забрав с собой пятерых японцев. И вот уже трое врагов подступили к Батыю. Бросив лук, он выхватил топор и кинулся на них.
Отбил копьё. Рубанул по плечу одного японца. Увернулся от выпада второго. И резанул по ноге третьего.
Батый страшно ревел, решив дорого продать свою жизнь. Поэтому и не услышал свиста стрел. Оставшиеся японцы разобрались с охотниками, а теперь вернулись к монголам.
Одна из стрел ударила Батыя в бок, и он упал на землю, крича от боли.
А вожаку бурых бестий было очень интересно, что происходит. Поэтому он осторожно подкрадывался к месту ожесточённого боя. Правда, ему было наплевать, кто победит. И почему одни двуногие — чёрные, другие — злые, а третьи — вообще глупые, раз напали в меньшинстве.
За его спиной было пять десятков особей, вернувшихся от реки. И три четверти из них были голодным молодняком. Вожак не знал концепции мести, зато отлично понимал законы природы. Здесь тот, кто сам не жрёт — будет кем-нибудь сожран.
А на этом пятачке, рядом с родным лесом, скопилось слишком много мяса… Нельзя, чтобы оно оставалось ничейным. Рано или поздно заявятся крупные хищники или падальщики. И тогда, считай, всё… Ничего ни ему, ни молодняку не достанется.
Поэтому вожак внимательно следил за развернувшейся трагедией. И, подавая пример стае, почти бесшумно полз вперёд сквозь траву. В последний момент он не выдержал: добыча оказалась слишком близко. Его туша взмыла в воздух и обрушилась на японца, который как раз собирался добить Батыя. Клыки рванули горло, и тёплая кровь хлынула в пасть зверя.
Как по сигналу, стая, ползшая на пузе к месту схватки, вскочила на лапы и рванула вперёд. Дружный вой десятков глоток разнёсся над окрестностями. Японский командир в ужасе смотрел, как его людей на клочки рвут дикие звери.
Он почти не растерялся. Он уже открыл рот, чтобы отдать приказ построиться… Но в этот момент стрела с каменным наконечником, свистнув в воздухе, пробила ему горло. Обернувшись и оседая на землю, командир японцев увидел лицо чернокожей девушки. Оно было перекошено болью и яростью.
Чёрная охотница сумела из последних сил подняться на ноги. И, преодолевая боль, натянула лук. Её стрела попала именно туда, куда она целилась. А дальше… Ей было уже всё равно. Она погрузилась в спасительное забытьё, смывшее боль. И выйти из него ей было не суждено. Одна из бестий, добравшись до девушки, перегрызла той горло.
Бестии могли праздновать победу…
Но не успели. С рёвом и грохотом деревья на краю леса расступились, выпуская на равнину толстозадого ящера, который примчался на шум и запах крови. Здесь правил он. И пусть его не интересовали люди и бестии, но вот большая туша ему была любопытна!..
От неё изумительно пахло свежим мясом и кровью. И толстозадый не смог устоять! Рванул к еде по прямой, протоптавшись и по чёрным охотникам, и по нескольким бестиям, не успевшим убраться с пути. А остальные лесные хищники рванули прочь, так и не полакомившись вкусным мясом.
И только один из бурых замедлился. Ему очень хотелось есть…
Ему не перепало добычи у реки. Ему не довелось перекусить по пути. Его живот давно лип к позвоночнику. У него и раньше не хватало сил соревноваться с более крупными сородичами. А теперь, когда он был очень голоден — и подавно.
Зато он видел красивые сны и слышал невнятный зов. Тот манил его к двуногим, обещал еду и тепло… А ещё обещал то, что никак не удавалось назвать, но было приятным. Тёплым, как шерсть матери. И нежным, как её язык, которым она вылизывала ему бок.
И вот же они, двуногие — вроде бы совсем рядом…
Жаль, все они умерли… Значит, нет шансов к кому-нибудь прибиться.
Тихий стон остановил бурого, заставив его внимательно прислушаться. Сначала раздавалось только довольное рычание толстозадого ящера. Но вот — опять повторился стон!..
Бурый потрусил к источнику звука. И с удивлением уставился на ещё живого двуногого, истекающего кровью. Застрявшая в боку стрела явно причиняла ему боль. Немного подумав, бурый подошёл, осторожно подцепил стрелу зубами — и потянул.
Двуногий застонал громче, жалобнее… Попытался пошевелиться… Затрещало древко, и бурый, понимая, что злую деревяшку надо выдернуть из тела, упёрся в двуногого лапами. А потом резко дёрнул.
Стрела вышла. И, на счастье Батыя, вышла целиком, вместе с наконечником. Он открыл глаза, приходя в сознание от резкой боли… И замер.
Над ним, вывалив язык и встопорщив шерсть, склонился лесной хищник.
Батый и рад был бы изобразить из себя труп, но уже поздно…
— Между прочим, он вытащил из тебя стрелу. Кажется, он не собирается тебя есть! — ворчливо заметил СИПИН. — Кстати, на твой счёт, если выживешь, поступят три тысячи баллов. За приручение.
— Если выживу… А-а-а… Но я не… — Батый застонал и схватился за бок, а потом уставился на Очира, одного из своих друзей, лежавших рядом. — Очир… У тебя же была «лечилка»!
Он попытался ползти. Получалось из рук вон плохо. И тогда бурый тяжело вздохнул. Совсем как человек. А затем добрался до мёртвого двуногого, подцепил зубами за одежду — и принялся пятиться, упираясь всеми четырьмя лапами.
За несколько секунд он умудрился подтащить труп Очира к раненому.
— Не знаю, почему… Но спасибо… — Батый выдохнул это ему в морду, одновременно забираясь к мёртвому приятелю в карман.
Уже ни на что не надеясь, он вытащил слабеющими пальцами капсулу из инъектора. Да, Батый хотел умереть. Даже был готов к смерти. Но молодое тело требовало хотя бы побарахтаться… И, теряя сознание, Батый сумел проглотить капсулу.
А бурый, осознав, что двуногий снова вырубился, опять тяжело вздохнул. Подойдя к Батыю, он ухватил его за майку и потянул прочь от места, где всё было залито кровью…
Бурый понимал: мало найти себе двуногого — надо его ещё спасти. От своих же сородичей и других хищников. В том числе, таких же двуногих — но злых, совсем злых.