— Я знаю, — говорил он, — что постановление не совсем справедливо. Откровенно говоря, я на бюро возражал против твоей командировки. Но ведь ты, Сережа, не со вчерашнего вечера в партии. Раз постановление вынесено, значит точка! Ша! Умри, а сделай! До постановления мы могли спорить и бунтовать сколько угодно. Но теперь — кончено! Ты ведь и сам должен знать. Дисциплина, брат, святое дело!
— Все это я знаю. Тысячу раз слышал и сам говорил, — нетерпеливо возразил Величкин.
— Вот, вот! Ты и посмотри, какая петрушка получается: выходит, что для всех будет один закон, а для нас с тобой совершенно другой. Как только дело коснулось собственной рубашки, так ты начинаешь скрипеть и «мордоваться», как говорит Францель.
— Брось! — сказал Сергей злобно. — Я не шкурник! Ты не имеешь права так со мной говорить.
— Оставь эти фразы! Разговоры в пользу бедных и парфюмерные любезничанья никому не нужны! Я говорю тебе правду и имею на то полное право. А если хочешь, бросим вообще весь разговор, попрощаемся, и точка.
— Не в парфюмерных словах дело, а в сути. Вопрос для меня идет вовсе не о своей рубахе. Это — вздор! Я занимаюсь изобретением резца ничуть не ради того, чтобы заработать много денег или славу всемирного изобретателя. Мне это вовсе не нужно! Все равно и знаменитости такое же носят белье, как и мы с тобой. Слава ничего не прибавляет и не убавляет человеку. Я отлично жил бы и дальше без нее. Но я чувствую себя обязанным перед всеми вами, перед своим партийным билетом. Понял ты? Мне бросить работу было бы то же самое, что инженеру Графтио уехать от Волховстроя телеграфистом в Чугуев!
— Не совсем, конечно, то же самое…
— Совсем! Больше чем совсем! Экономия от моего резца составит по одному Волховстрою каждые три года. Пойми ты это!
— Как говорится в анекдоте, — усмехнулся Данилов, — тут есть две возможности: изобретение либо удастся, либо нет. Как и чем ты докажешь, что оно удастся? Ну, допустим, я тебе верю и на тебя надеюсь. Но что же, я пойду в райком и скажу: «Я, мол, Серегу Величкина хорошо знаю, и из его изобретения будет толк. На этом основании отмените решение ячейки». Так, что ли? А отзывы каких-нибудь комиссий у нас с тобой есть? Нету! Удачные опыты в присутствии специалистов у тебя были? Не было! Нет, Серега, ничего не выйдет, надо ехать!
Удовлетворенный логичностью своих доводов, Данилов допил вторую кружку и откинулся на стуле.
Опьянение пришло к Величкину быстро. Величкин видел все предметы ясными и точно очерченными, но удаленными. Он словно рассматривал их в бинокль, поставленный на уменьшение. Голос Данилова тоже слышался отчетливо. Каждая фраза торчала из какого-то ровного, странного гула, как гвоздь из стены. Сергей забавлялся тем, что зажимал пальцем и снова открывал уши. Гул то прекращался, то снова включался. Он был похож на запись на телеграфной ленте.
— …И вот он дал ей маленькую бутылочку с черной жидкостью и сказал…
Величкин понял, что Данилов говорит уже довольно давно. Речь шла о каком-то замечательном лекарстве от малярии. Рассказ, разумеется, закончился так:
— …И что же? Малярию как рукой сняло!
— Бывает, — великодушно согласился Величкин. — Аналогичный случай произошел в Тамбове. Кошке отрубили голову, потом смазали разрубленное место особой красной глиной, приставили ослиную голову, и она приросла!..
— Ослиная голова приросла к кошке? — удивился Данилов…
— Нет, к тебе! — тотчас ответил Величкин и громко засмеялся своему пьяному остроумию.
— Сергей, — сказал Данилов, когда перед ними поставили новый запас пива, — вопрос о тебе стоит ребром… Вплоть до исключения, — докончил он, взвешивая в руке пустую бутылку. — Как же мне быть? Защищать тебя или нет? Подожди отвечать! — поспешил он хотя Величкин и без того молчал. — Скажи, как бы ты поступил на моем месте?
— Я на твоем месте?
— Да, да! Ты — присланный секретарь ячейки. Против тебя все время бузит группа влиятельных местных ребят. Каждый неосторожный шаг используют разные Маршановы, которые думают не об интересах дела, а о хороших партийных должностях и о командовании. Люди идут на всякую демагогию. И тут встает вопрос о парне, твоем друге, который не хочет ехать в деревню и нарушает уже утвержденное райкомом постановление. Что бы ты стал делать?
— Да, обстановка действительно того… — промямлил Величкин.
— Ну, а даже помимо обстановки? Просто ты сталкиваешься с парнем-активистом, наплевательски относящимся к партдисциплине. И это в серьезнейшем вопросе. Как ты поступишь?