– М-да, – сильнее обычного нахмурился мистер Фокс. – А тебе ещё что-нибудь о её покойном муженьке известно? Новенькое, то есть?
– Ничего я больше о нём не знаю! – звенящим от напряжения голосом воскликнула мадам Фортуна.
После этого на кухне повисла тишина. Тяжёлая, безысходная какая-то.
Мария знала, что должна передать миссис Фишер сообщение от её мужа, но как и когда это сделать? Ведь даже если вдова решит снова прийти к ним, это не означает, что у Марии будет шанс поговорить с нею. И вообще миссис Фишер может появиться как раз тогда, когда сама Мария будет в библиотеке. Ну а если?..
– Послушайте, – сказала Мария. – А может, вы позволите мне поговорить с ней?
Мадам Фортуна и мистер Фокс дружно повернули головы и уставились на Марию одинаковым взглядом – неподвижным и холодным, как у замороженной трески.
– А что, может быть, разговор с ребёнком действительно сможет растрогать эту старую кочерыжку и растопить её сердце? – задумчиво произнесла мадам Фортуна.
Мария небрежно пожала плечами. Она очень, очень старалась вести себя нормально, равнодушно даже, но внутри у неё всё кипело. Чтобы скрыть своё волнение, Мария встала из-за стола и начала относить грязную посуду в раковину.
– Что за чушь! – рявкнул тем временем мистер Фокс. – Видишь, Фортуна, какой умной твоя девчонка показать себя хочет? Говорил я тебе, что не доведут её до добра эти книжки, ох не доведут!
Мадам Фортуна прищурилась, а затем спросила, вытаскивая из-под вазы для фруктов исписанные листы бумаги.
– А это что ещё? «Вспомни серебристый свет Луны и медовый месяц в июне»… Что это за хрень, Мария?
Мария выронила из рук стеклянную миску, и она разлетелась на куски, упав на кафельный пол, а у самой Марии было такое чувство, будто у неё душа с телом рассталась. Она лихорадочно принялась искать какое-нибудь объяснение, но ничего не могла придумать, потому что все её мысли были сейчас об Эдварде. Точнее, о том, как сделать так, чтобы мать ничего о нём не узнала, не догадалась. Она легко могла представить, с какой энергией мадам Фортуна набросится на бедного Эдварда, чтобы выпытать с его помощью подробности о покойном муже своей очередной вдовы-клиентки. Или, не поверив дочери, решит, что Мария совсем свихнулась, и отправит её в сумасшедший дом. Нет-нет, только не то и не другое!
– Э… это… – осторожно, словно ступающий на минное поле сапёр, начала она. – Это кое-какие выписки, которые я делала в библиотеке.
Ах, до чего же ей не хватало сейчас присутствия Эдварда! Как успокоило бы Марию его холодное прикосновение, сколько сил придало бы ей, сколько уверенности!
– А на этой бумажке что написано? – пробежав глазами второй лист, спросила мадам Фортуна. – Про миссис Фишер… её кольцо… сокровище…?
– Сокр-ровище! Сокр-ровище! – радостно подхватил Гудини.
– Ты прав, мой дорогой, – погладила попугая по головке мадам Фортуна, и пропела: – Сокро-о-овище! – а затем резко оборвала свою арию и спросила: – Чей это почерк, Мария? Библиотекарши?
Мистер Фокс заглянул в листок через плечо мадам Фортуны и поскрёб себе макушку, не снимая своей кепки с длинным козырьком.
– Да, – тихо выдохнула Мария, собиравшая с пола осколки разбившейся стеклянной миски. – Она переписала это из какой-то книги и отдала мне. Я исследовала в библиотеке родословную Фишеров.
Мадам Фортуна поджала губы, отчего на её лице появились жёсткие, глубокие складки, идущие от уголков рта до кончика носа.
– Не юли, детка! Что это? Насчёт кольца? Может быть, ты кому-то проговорилась о том, чем мы тут занимаемся?
– Да нет же! Никому ничего я не говорила, как мне было приказано. Никому! – из последних сил стараясь сохранять спокойствие, ответила Мария. – А то, что на той странице упоминалось кольцо, так это… это просто совпадение, вот и всё.
Мадам Фортуна пристально уставилась на дочь, но ничего не сказала. Затем в несколько раз сложила оба листа бумаги и спрятала их к себе в меховую накидку. Сделав это, она резко опустилась на стул и откинулась на его спинку. Гудини покачнулся у неё на плече, несколько раз переступил своими лапками и, наконец, восстановил равновесие.
А Мария в этот момент почувствовала долгожданное присутствие Эдварда. Дуновение леденящего ветерка, покалывание в кончиках пальцев позволили ей вновь почувствовать себя в безопасности. Она сделала глубокий вдох и сказала, расправляя плечи: