В Нелугово мы прожили несколько дней и за это время узнали, что в соседней деревне Ивановке находится партизанский отряд численностью более ста человек, возглавляемый бывшим командиром роты в первую мировую войну Василием.
Василий имел богатый военный опыт. Мы взяли у знакомых охотничьи ружья и пошли к нему. На третий день вечером, после того как мы присоединились к отряду, он двинулся в северо-западном направлении бить японских захватчиков. Идти было трудно, дорогу занесло снегом.
Когда отряд отошел от Ивановки километров на пятнадцать, с правого фланга из-за холма внезапно появилась большая группа противника. Партизаны не успели развернуться и попали под ожесточенный огонь. Мы с Ваном находились в это время позади отряда. Услышав стрельбу, мы сразу же укрылись в придорожной канаве. Я видел, как падали товарищи, скошенные пулями. Некоторые укрылись в копнах сена. Когда противник перешел в атаку, я пополз по канаве на юго-восток. Прополз, наверное, более километра, совсем выбился из сил, остановился и вытер рукавом пот. Обернувшись назад, я увидел, что там, озаряя небо, полыхает огонь. Он окружал копны, где укрылись товарищи. От такого зрелища стало невыносимо тяжело на душе. Продвинувшись еще немного вперед, я оказался в низине. В это время меня догнал Ван, он шепнул:
— Дружище Коу, противник ушел на запад.
Я глубоко вздохнул и почувствовал острую боль в груди; ноги совсем онемели. Все лицо и руки были порезаны травой и льдом. Мы немного отдохнули, а затем медленно побрели в Нелугово. Я с трудом передвигал ноги, Ван поддерживал меня.
В Нелугово мы пришли перед рассветом, постучались к нашей знакомой Макарьевне. Она, видя, что Ван поддерживает меня под руки, встревожилась:
— Ты ранен?
— Нет, очень устал, — ответил я. Больше она ни о чем не расспрашивала. Быстро налила мне воды, подмела пол, затопила печь и приготовила постель. Когда я лег, Ван рассказал ей о том, что случилось с нами этой ночью.
Наступило утро, мы с Ваном больше не смогли оставаться в деревне. Макарьевна подала завтрак, мы быстро поели и собрались уходить. Ван предложил Макарьевне деньги, но она наотрез отказалась:
— У меня не харчевня. Коу — мой старый друг. Вы, не щадя себя, помогаете нам бить врагов, а я буду брать с вас деньги за еду?
Когда мы дошли до места вчерашнего боя, перед нами предстала страшная картина. Немного отдохнув, мы помогли крестьянам перенести погибших товарищей в омшаник и с болью в сердце покинули это проклятое место.
В Сяотединцзы мы вступили в партизанский отряд Бондаренко. В этом отряде было более двухсот человек, среди них немало китайцев. С Ваном мы не расставались. Однажды, когда наш отряд уже соединился с основными силами Красной Армии, наступавшими на Благовещенск, Ван сказал мне:
— Дружище Коу, скоро победа. Хорошо бы узнать, где наш первый партизанский отряд. Надо будет разыскать старых боевых друзей, когда возьмем Благовещенск.
— Да, я тоже постоянно думаю о Ляне, Хоу Чжань-шане и Чжане, — ответил я.
На подступах к городу завязались ожесточенные бои с японскими захватчиками. Ван, участвовавший в атаке вместе с наступающими частями, погиб под Благовещенском.
Когда освободили Благовещенск, Вана похоронили вместе с советскими товарищами. До сих пор я помню Вана и других товарищей, боевых друзей молодых лет.
Записал Хэ Гун.
Чэнь Бо-чуань
Дни и ночи в Сибири
Перевод Н. Мункуева
В 1910 году, когда мне было двадцать семь лет, я покинул семью и родину и отправился в Россию на заработки. Пойти на это меня заставили голод и лишения.
Сперва мне пришлось работать кули на пристани в Благовещенске. Целыми днями я таскал на себе тяжелые грузы и уставал так, что к вечеру отнимались руки и ноги, а прокормить не мог даже самого себя. К тому же я ни слова не понимал по-русски.
Недалеко ушли друг от друга царская Россия и Китай, где господствовала маньчжурская династия: и там и здесь богачи жили припеваючи, а бедные — в голоде и холоде. Проработал я на пристани год, больше не смог и, расставшись со своими русскими товарищами — такими же, как я, тружениками, — пошел батрачить на кулака в деревню Чуевка, расположенную юго-восточнее Благовещенска. Там пробыл до 1918 года.
Трудный это был год. Тогда объединились враги новой власти — международный империализм и остатки свергнутых враждебных классов внутри России — и, развязав гражданскую войну, попытались задушить в колыбели молодую Советскую республику.
На Дальнем Востоке в разное время высадились войска японских и американских империалистов численностью свыше ста тысяч человек. Они, действуя в сговоре с бандами Семенова и Калмыкова, развернули бешеное наступление против Советской власти. Советские люди все как один поднялись на самоотверженную борьбу с белогвардейцами и интервентами. И в рядах борцов вместе с советскими людьми было много их китайских братьев, полных решимости драться с врагом не на жизнь, а на смерть.
Помню, однажды после полудня в мае или июне 1918 года в деревне Чуевка неожиданно появились партизаны. Их было много, они заполнили все дома деревни, которых насчитывалось около двухсот.
В доме кулака Кусцова, у которого я батрачил, остановилось свыше двадцати человек. Среди них был один лет сорока, рыжий, круглолицый и на вид строгий и суровый. Он был в черной кожанке, не расставался с трубкой и все ходил по комнате взад и вперед.
Я поинтересовался, кто он, и мне ответили, что это товарищ Мухин[6] — командир партизанского отряда.
Вечером Мухин позвал меня к себе в комнату, пригласил сесть, угостил табаком и чаем, словом, обошелся со мною, как со старым другом. Я же терялся в догадках, чего он хочет от меня, и ерзал на стуле, охваченный беспокойством.
Он интересовался, где моя семья, сколько мне лет и как я работаю. Я все рассказал. Когда же он спросил, почему я не иду в революцию, мне нечего было ответить, и я пробормотал что-то невразумительное. А потом Мухин, что называется, пронял меня. Вдруг спросил, сколько мне удается заработать в месяц. Отвечаю: «Сорок, иногда сорок с лишним рублей». — «Подумай, — говорит он. — Ты в день работаешь пятнадцать — шестнадцать часов. Это только в поле. А в доме у хозяина? Намаешься за день в поле, придешь вечером усталый, измученный — тут надо напоить и накормить лошадей. А получаешь только сорок рублей. Это не более как месячный заработок при шести часах работы в день. Выходит, ты каждый божий день десять часов трудишься на дядю. Целых десять часов!»
Я призадумался. «Да, куда ни верти, а получается именно так, как говорит этот русский. Маюсь от зари до зари и дома, и в поле: работу у богача никогда не переделаешь, как никогда не заполнишь бездонной ямы! А ради чего стараюсь? Ой, сколько шкур с меня содрал хозяин за эти годы!»
— Помещики, кулаки и капиталисты, — продолжал Мухин, — всегда эксплуатировали нас, трудящихся. Свергнуть их — вот (наша задача.
Опять я призадумался. «Резонно, — думаю. — Я проработал у чужих людей более двадцати лет, а все такой же голодранец, каким всегда был. А сколько на свете таких, как я. Без революции не наступит новая жизнь. Значит, надо идти в революцию».
Мы проговорили целых три часа. Я был так взволнован, что всю ночь не сомкнул глаз.
На другой день отправился я в окрестные деревни к друзьям и знакомым и рассказал им о том, что услышал от Мухина. В партизанский отряд вступило более пятидесяти моих соотечественников. Мухин сформировал из нас взвод и выдал каждому по винтовке. Я был назначен командиром взвода.
На третий день мы вместе с партизанским отрядом выступили в поход.
В отряде Мухина насчитывалось свыше десяти тысяч человек, все пехотинцы, на вооружении имелись пушки и пулеметы. Бойцы же были вооружены русскими трехлинейками, японскими винтовками и даже охотничьими ружьями; обмундирование. — самое разнообразное: кто в чем пришел. Одни были в чехословацкой военной форме, другие носили японское обмундирование.
6
Мухин Федор Никанорович, 1878–1919 гг. — старый коммунист, активный участник борьбы с царским самодержавием в Забайкалье. После Великой Октябрьской социалистической революции возглавил борьбу трудящихся Амурской области с японскими интервентами и белогвардейцами. —