По крайней мере, шумел в воображении Элион… и на листе пергамента, расстеленном на ее резном золоченом столике. Водя по листу большим сучковатым карандашом в виде веточки, Элион рисовала дождевые капли, ручейками стекающие по городским улицам, рассыпающиеся на брызги от ударов по мостовой и сверкающие в свете фонарей.
На рисунке был изображен не Меридиан. В этом мире — мире, который оказался ее родиной и судьбой, — погода всегда была одинаковой. Здесь никогда не дождило. Но и солнце тут не светило. Листья никогда не вяли, а цветы распускались лишь в колдовском саду принца Фобоса, братца Элион.
Сад, защищенный густой порослью ядовитых черных роз, был великолепен. Однако еще поразительнее выглядела тайная рощица, где обитали Шептуны. Кожа этих созданий, словно бутоны цветов, была самых необыкновенных оттенков: от голубого и фиолетового до радужно-розового. Волосы Шептунов волочились за ними по земле, колышась, словно водоросли. Они всегда говорили шепотом и служили Фобосу глазами и ушами. Все, что видели Шептуны, видел и Фобос. Все, что слышали Шептуны, слышал и Фобос. Все, что
Фобос хотел узнать, ему сообщали Шептуны. Они докладывали ему, что видели и слышали на улицах Меридиана, в домах простых граждан и даже в собственном замке Фобоса.
Шептуны фактически были частью личности Фобоса.
Когда Элион только-только прибыла в Меридиан, Седрик, правая рука ее брата, растолковал ей все это. Он поведал ей об опасностях и тяготах королевской жизни. Тогда это казалось ей вполне разумным и логичным, и она испытывала злость, растерянность и боль из-за того, что родители всю жизнь лгали ей.
«Мои приемные родители, — поправила себя Элион. — Те, кто выкрали меня из дома и столько лет скрывали от меня, кто я есть».
Заштриховывая очередную покрытую рябью лужу, Элион погрузилась в размышления.
Может, они забрали меня отсюда, чтобы моя жизнь сложилась лучше — там, в Хитерфилде? — смутно вертелось в голове у Элион. — В мире с солнечным светом и дождем, с домом и школой… вместо этой мрачной пустой крепости…
Элион попыталась отогнать от себя эти мысли.
«Думать о прошлом — напрасная трата времени, — пожурила она себя. — Теперь моя жизнь — это Меридиан. Я сама ее выбрала… ведь правда же?»
Но в голове всплывало все больше и больше вопросов, и, видимо, от этого та начала болеть. Перед внутренним взором Элион возникали жители Меридиана с их грустными лицами, опущенными плечами и грубыми коричневыми накидками, так непохожими на льдисто-голубое шелковое одеяние Элион.
Она думала о своих приемных родителях, томившихся в темнице. Они содержались совсем рядом, в здании тюрьмы, и одновременно так далеко…
Элион почувствовала знакомое ощущение — уголки рта помимо воли опустились книзу, делая лицо недоуменно-мрачным. Девочка наклонилась ближе к бумаге, стараясь найти успокоение в привычных движениях карандаша. На рисунке обретали жизнь ее воспоминания.
— Что ты рисуешь, Элион?
По позвоночнику словно ток пробежал. Элион напряглась.
«Как ему удается так незаметно подкрадываться?» — подумала девочка. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы взглянуть, кто стоит в дверях. Она и так это знала.
«Седрик будто чует, когда я мечтаю о доме или тоскую по своей прежней жизни, — мысленно посетовала Элион. — Именно в эти моменты он появляется, чтобы силком тащить меня в Меридиан и в новую жизнь».
— Я рисую дождь, Седрик, — неохотно ответила Элион, по-прежнему не глядя на собеседника. — Он напоминает мне о днях, проведенных в Хитерфилде.
— Но ты ведь больше не какая-то глупая земная девчонка! — упрекнул ее Седрик. Он вошел в комнату. Элион чувствовала, как он приблизился, встал у нее за стулом и глянул на ее набросок. По мягкому звучанию голоса Элион определила, что Седрик сейчас в человеческом, а не в змеином облике. Ей вспомнилось, что когда-то она находила его точеные скулы, острый подбородок и длинные светлые волосы совершенно неотразимыми. Но то было словно целую жизнь назад. Сейчас Седрик с каждой их встречей казался Элион все менее привлекательным, и каждый раз он изводил
ее — вот как сейчас.
— Ты властительница Меридиана, — объявил Седрик.
— Да! — усмехнулась Элион. — Всё как в причудливой сказке, конца которой я пока не знаю.
— Кому нужны сказки, от них никакого толку! — не терпящим возражений тоном произнес Седрик.
Элион с бессильным вздохом бросила карандаш на мраморную поверхность стола. Когда Седрик стоял над душой, рисовать было невозможно. Она резко поднялась со стула, кинула на Седрика сердитый взгляд и вышла на балкон. Тот представлял собой широкую полукруглую площадку, с которой открывался вид почти на всю огромную долину Меридиана. По бокам пейзаж обрамляли горы. Дым, поднимавшийся из труб домов, делал небо над средневековыми улицами мутным и серым.
— Значит, ты думаешь, сказки не нужны? — холодно процедила Элион через плечо. Ответа не спиной. Разглядывая потрепанный войной, разрушенный во многих местах город, она произнесла: — А вот родители часто рассказывали мне сказки. Они рассказывали, а я рисовала. «Давным-давно жила-была маленькая принцесса, которая правила печальным и темным миром…»
Седрик среагировал немедленно — он метнулся к Элион, длинные голубые одеяния так и хлопали по ногам.
— Твои родители?! — презрительно прошипел он. — Ты имеешь в виду изменников, которые похитили тебя?
— Седрик! Довольно! — крикнула Элион. Она пыталась придать своему голосу гнева и внушительности, но он предательски задрожал и прозвучал жалобно, как у маленькой девочки. Знала Элион, и что на лице ее отразилась боль. Ей страшно не хотелось, чтобы Седрик видел ее в минуту слабости, поэтому она опустила голову и, оттолкнув его, вернулась в комнату.
Элион вовсе не чувствовала себя принцессой. Она была смущена и растеряна, и с каждым днем пребывания в этом холодном замке растерянность только росла.
— Ты ведь знаешь, как много зла причинили тебе эти негодяи! — воскликнул Седрик.
«Ничего я не знаю! — внутренне вскричала Элион. — это ты все решаешь за меня! А я уже не знаю, чему верить».
— Прекрати! — прохрипела она, избегая взгляда Седрика.
Но он, разумеется, не подчинился.
— Это по вине твоих так называемых «родителей» твой брат, принц Фобос, так долго страдал, — не унимался Седрик. — Народ утратил надежду, а земля — свой свет, поэтому…
Напыщенные речи давили на Элион, а изнутри ее терзали сотни вопросов, на которые она пока не нашла ответа. Она почувствовала, как напряглись плечи. Гнев и пыл жарким румянцем прилили к обычно бледным щекам. На кончиках пальцев заиграли искорки белой магической энергии.
Она не могла больше выносить разглагольствования Седрика ни секунды! Глаза от злости застелило красной пеленой.
— Я сказала — прекрати! — вскричала Элион.
Потом резко развернулась и глянула Седрику в глаза. Ее длинные косички, закрепленные на концах двумя тяжелыми деревянными кольцами, просвистели мимо лица. Под ногами ощущалось слабое гудение. И всё это из-за ее гнева.
Девочка не смогла сдержать рвущихся наружу слов.
— Не смей так говорить о моих родителях! — завопила она на Седрика. — Ты совсем их не знаешь!
Руум-бум-бум!
Седрик вдруг отступил назад, а потом и вовсе рухнул на пол.
Элион удивленно заморгала.
«Постойте-ка! — подумала она. — Земля действительно содрогается и шевелится. И Седрик до смерти боится этого!»
Такой поворот событий не мог не вызвать у Элион чувства удовлетворения. Холодное, гладкое лицо Седрика застыло в гримасе ужаса. Пытаясь подняться на ноги, он поглядывал на Элион со смесью изумления и страха.
Если бы девочка не была так возмущена, она бы рассмеялась.
«Он думает, это сотворила я? — фыркнула про себя она, напружинив ноги и обхватив себя руками, чтобы не потерять равновесия. — Но это же смешно! Он ничего не знает. А еще он считает, что мои родители — зло. Он набивал мне голову всякими дурными мыслями, всякой гадостью. Не могу больше это терпеть!»