– Уф! Ну ладно, пошли в сад!
Едва он вернулся в свою комнату, как его позвали вниз: пришли гости.
Почти каждый вечер у них собираются владельцы местных прядилен, деловые люди, братья по религии. Их жены благосклонно поглядывают на Фридриха: первенец фабриканта Энгельса – завидный жених для дочерей. Фридрих присоединяется к сверстникам, вступает в оживленный спор о лошадях.
За ужином начинается разговор о новой пароходной компании. Это довольно выгодное вложение капитала… Да вот аристократы-чиновники из Берлина почему-то чинят препятствия.
– Вы слышали, говорят, господин Гревитц читает светские романы?
– Какой ужас! Безбожник!
– А господина Куртменгеса третьего дня видели в Эльберфельде на концерте! Такой, казалось, приличный человек был.
– Боже, как погрязают люди в грехе!
– Ну, а я приметил это за ним, еще когда он сшил себе сюртук с синеватым отливом. Такому вертопраху ни один сын веры не должен оказывать кредит!
Расправившись с конкурентом, переходят к разговорам о главном враге – о рабочих.
– Эти негодяи немедленно пропивают все, что получают.
– А бог с кого спросит? Ох, грешник я: слишком много плачý.
Фридрих смотрит на эти благообразные физиономии и вдруг вспоминает лицо того мальчишки, своего тезки. Голодные глаза, худые черные пальцы… Ах вы лицемеры! «Платим много»!
Фридрих почувствовал, что если послушает эту беседу дальше, то не сможет сдержаться. Лучше уйти.
У входа в темный винный погреб висит зажженный фонарь. Фридрих подхватывает его и, высоко подняв перед собой, идет в глубь сада. Пожилая служанка, несущая в подоле фартука на кухню фрукты, едва не роняет их. Господи помилуй, куда это он с огнем, ведь еще совсем светло!
– Господин Фридрих, чего это вы ищете?
– Че-ло-ве-ка!
– Спаси и помилуй нас, господи! – ахает женщина и бросается в дом за хозяйкой.
Фридрих опускается на скамью под яблоней и закрывает глаза. Где вы, любимые герои и советчики?
Вот появился белокурый гигант Зигфрид. Тяжел был бой с драконом, и устал Нибелунг, но в глазах его отвага. Кто это справа с боевым луком в руках? Здравствуй, вольнолюбивый стрелок Вильгельм Телль! Блеснули среди деревьев рыцарские доспехи… Здравствуй, рыцарь печального образа, Дон-Кихот из Ламанчи! Он немного смешон своим серьезным видом. Фридрих вглядывается в его лицо и усмехается. Сегодня он чем-то напоминает знакомого парня – Фридриха Энгельса из Бармена…
– Сынок, где ты? – голос матери полон тревоги.
Фридрих поднимается, идет на зов. Первая звезда загорелась в светлом небе. Наверное, уже девять, и гости ушли… Он целует любящие и добрые глаза мамы. Все в порядке. Не надо тревожиться.
И поспешно уходит к себе в комнату. Где взять силы справиться с душевными бурями? Мать волнуется… У них дружная семья, дом – полная чаша. Плыви в этом русле – и познаешь покой. А мир за стеной дома?
Какой? Тот, что он знает из книг? Или другой, настоящий, где работают и голодают сотни таких малышей, как тот тезка?
Фридрих рывком поворачивается к распятию:
– Господи, где же справедливость?
Никто в этом доме не начинает и не кончает дня, не помянув бога, не сославшись на него, не пригрозив им.
Верят в бога родные. Верят и друзья, Греберы.
И отец, позвав его к себе в кабинет несколько месяцев спустя, как обычно, начал разговор, помянув имя божие:
– С божьей помощью, сын мой, тебе хватит образования. Я написал директору гимназии, что ты не будешь заниматься в выпускном классе. Пора приучаться к делу.
Решение отца обрушилось неожиданно, ошеломило. Мечты об университете, о профессии литератора? Все зачеркнуто, все затоптано: отец решил…
Фридрих заходит в контору отца и оглядывает ее теперь внимательнее, чем раньше, когда видел себя в мечтах студентом. Низко склонились над столами служащие. Вот где-то здесь будет и его конторка. Фридрих горько усмехается. Наследник фабриканта Энгельса должен пойти дорогой отца, никуда не сворачивая.
А стихи? «Приказчик – и вдруг поэт. Это несовместимо», – вспоминает Фридрих где-то слышанные слова. А как же Фрейлиграт? Доверенный приказчик фирмы «Эйслер и сыновья» продолжает писать отличные стихи, и их публикуют крупнейшие литературные журналы Германии.
Фридрих немного повеселел: останется и у него время на стихи.
15 сентября 1837 года он в последний раз идет в гимназию. Он читает Греберам свое «Выпускное свидетельство».
«…обращал на себя внимание учителей скромностью, искренностью, чистосердечностью и при хороших способностях обнаружил похвальное стремление получить как можно более обширное научное образование…»