– Разврат, разврат. Кругом разврат. Вчера матросы с брига господина Пферда отказались грузить пеньку. Пусть, мол, им за это отдельно платят.
– О господи! Мало им, пропойцам! Не хватает!
– Я вчера ученика новенького послал к купцу Нагелю погасить вексель. Ну, думаю, нельзя же не проверить. Взвесил несколько талеров – так и есть, не хватает весу. Ну, я его и выдрал. Смотри как следует, что берешь. Господин Нагель, конечно, увидел, с кем имеет дело.
– Н-да! Беда, если возьмешь олуха…
Под рукой у Фридриха лишь листки с письмом Греберам. Он энергичными штрихами набрасывает на полях туповатую и хищную физиономию купца.
– Фридрих, ответь-ка этим господам – так, знаешь, сдержанно, по-английски конечно, – и отнеси на почту.
Хозяин протянул письмо и пошел навстречу гостям.
Возвращаясь с почты, Фридрих свернул на площадь, где разместились магазинчики, и открыл дверь в книжную лавку.
– Нет ли у вас сочинений Гёте? А не могли бы вы их выписать?
– Выпишу. Те, разумеется, которые не запрещены.
Двигаясь вдоль полок, юноша с трепетом кладоискателя отобрал несколько книг. Пробежал глазами страницу, другую. Черт побери! Размышления о подлости королей и дворян с фактами, с доказательствами! Такие книги в Бармене ни за какие деньги не купишь! Он расплатился и помчался в контору.
Но вот бесконечному, казалось, рабочему дню пришел конец. Скорей домой. Читать!
– …Слушай, Фридрих, ты не боишься заболеть? – Сосед по пансиону – тощий юнец из Гамбурга Джордж Горрисен вошел в комнату и развалился на свободном стуле.
Фридрих вздохнул. Сейчас опять начнет проповедовать истинную веру. Что-то насчет мухи, которую нельзя мучить, даже если она ест наш сахар. Он назойлив, как эта самая муха!
Но на сей раз, видимо, муха не занимала юного проповедника. Вид у него мрачный и решительный. Помолчал, посопел и, нахмурившись, спросил:
– Слушай, тебе нравится пасторская дочка?
– Минни? Очень славная.
– Нет, я о другом. Ты на нее виды имеешь?
– Какие виды?
– Какие, какие! Ты что, маленький?
– Ах, ты вот о чем! – Фридрих усмехнулся. – Нет, «видов» у меня никаких нет.
– Ну да! А кисет она тебе вышила? Черно-красный с золотом?
– Ну вышила. Так я же и говорю, что она славная!
– Так нет видов?
Фридрих уже хохотал.
– Знаешь, тогда я, пожалуй, на ней женюсь.
– Да она за тебя не пойдет!
– Пойдет! Я ей скажу: «Хочу взять тебя в жены и тем дам тебе возможность исполнить свой долг перед богом».
Фридрих встал и обошел вокруг Джорджа, задумчиво его разглядывая.
– Сам придумал?
– Нет, это миссионер Винклер так учит.
– А ты любишь ее?
– А что?
– Ну, она же спросит!
– Вообще она такая… пухленькая, – размышлял Джордж. – Но ей этого говорить, наверное, не стоит. О, придумал! Я ей скажу, что бога в ней люблю.
– А она тебе ответит, что любит бога в ком-нибудь другом. Ну, чего смотришь? В каком-нибудь красивом парне! Ты взгляни на себя – какой из тебя жених?
Джордж ушел, сильно озабоченный, а Фридрих мрачно задумался. Да-а. Жалко девчонку! Джордж, конечно, осел ослом. И ханжа к тому же. Но он наследник очень солидной гамбургской фирмы. И преподобный папа Тревенариус прекрасно это знает. Черт возьми, сколько таких юных скотов в славном городе Бремене! И среди них приходится жить, с ними говорить, видеть каждый день их тупые, сытые рожи. А Фриц и Вилли в Берлине. В университете… Ну, ничего. Жизнь еще впереди!
Насвистывая, Фридрих достал из шкафа новый костюм. Вспомнил, как старший клерк ворчит: «Дельный парень, но элегантен, как шалопай!» Усмехнулся и особенно придирчиво выбрал галстук.
Сбегая вниз по лестнице, увидел Джорджа и Минни. Кандидат в женихи держал девушку за мизинец и что-то бубнил. Минни, опустив голову, слушала. Но во всей ее позе была такая скука, что Фридрих не выдержал. На цыпочках он вернулся к себе, схватил мелок и, снова сбежав по лестнице, стал набрасывать портрет Горрисена прямо на двери у него за спиной. Тупая, самодовольная физиономия, нелепо длинное туловище, кривые ноги… Служанка, проходившая мимо, взвизгнула:
– Ой, умора: это же господин Джордж!
– Что? Где? – В прихожую вошел еще один пансионер – немолодой художник, всегда всем недовольный. Присмотрелся, ухмыльнулся и, встав перед Фридрихом, серьезно сказал, дергая ус:
– Юноша, нужно учиться. Из вас выйдет неплохой карикатурист. Совсем неплохой. Только нужно работать и не убивать все вечера в «Унионе».
У калитки Фридрих все еще слышал громкий смех жителей пасторского дома и протестующие вопли Джорджа.