Первая же книга захватывает. Он разыскивает вторую, третью и читает запоем. Какой там отдых!
– Извините, где вы в этой глуши достали трактат Гегеля?
Незнакомый человек лет тридцати, улыбаясь, ждал ответа. Гуляя по парку, он присел отдохнуть рядом с Карлом. Случайно глянул в сторону соседа, узнал книгу и обрадовался.
– Позвольте представиться: доктор философии Адольф Рутенберг – преподаватель кадетского корпуса.
– Карл Маркс, студент…
Разговор сразу стал оживленным. Рутенберг оказался страстным последователем Гегеля. Из учения старого философа он сделал вывод, что легенды о боге лживы. Он и его единомышленники назвали себя «младогегельянцами» и объявили войну церкви. В статьях, книгах, публичных выступлениях они бичуют церковников за ложь, за преследования инакомыслящих.
На следующий день новые знакомые опять встретились и потом уже ежедневно отправлялись вместе гулять. Рутенберг оказался веселым и необыкновенно интересным собеседником. В Берлин они возвратились близкими приятелями.
– Подожди. Я еще познакомлю тебя с нашими «из Докторского клуба», – пообещал Адольф.
Ноябрьским вечером 1837 года стук в дверь комнаты заставляет Маркса оторваться от книги.
Вошел Рутенберг.
Итак, если Маркс не раздумал познакомиться с членами «Докторского клуба», то пусть одевается.
Раздумал? Как бы не так! О друзьях Рутенберга по клубу Карл слышал еще в Трире от отца. Говорят, они интересны, талантливы и вообще… Пошли быстрее!
Через полчаса они были в кафе Штехели. Швейцар с поклоном принял у них шляпы и трости.
Через общий зал, где обедали случайные посетители, Рутенберг провел Карла в большую комнату. Стены ее, обтянутые тканью, отливали багряным пламенем.
За столиками играли в шахматы, читали, ели. Комнату наполнял веселый разноголосый шум.
– Вот здесь и проходят жаркие диспуты нашего клуба, – объявил Адольф.
Карл огляделся и узнал приват-доцента Бауэра, чьи лекции он с удовольствием слушал в университете.
Здесь, в клубе, знаменитый исследователь евангелия – признанный глава. Вокруг него всегда много слушателей. Рядом с членами клуба – педагогами, журналистами, учеными – «непосвященные»: бюргеры, актеры, студенты.
У стойки с газетами и журналами высокий господин, посасывая трубку, иронически поглядывает на восторженную аудиторию. Заметив Рутенберга с незнакомцем, он приветливо кивает и пробирается к ним.
– Познакомьтесь, наш юный единомышленник Карл Маркс из Трира. Я говорил тебе о нем.
– О да, помню. Карл Фридрих Кеппен, преподаватель реального училища в Кенигштадте.
– Ах, как скромен! Дай-ка я тебя представлю: педагог, умеющий будить в учениках творческую мысль! Обожаемый своими воспитанниками! Талантливый историк!
– Ну, будет, будет… Выпьем лучше по кружке пива в честь нашего знакомства.
С этого дня Маркс вместе с Рутенбергом часто бывает в клубе.
И всегда здесь яростные споры. Спорят обычно маститые члены клуба. Остальные посетители лишь слушают, не решаясь вмешаться. Но однажды вдруг раздается звонкий юношеский голос:
– Не согласен! Это неверно!
Доцент, которого так непочтительно прервали, надменно оглядывает смуглого студента:
– Может быть, юноша выскажет собственное мнение по данному вопросу?
– Выскажу! – И на доцента обрушиваются неотразимые доводы.
Ироническая усмешка сползает с лица противника.
Кеппен подталкивает Бауэра.
– Послушай-ка этого юнца!
Проходит всего несколько месяцев, и к юноше с интересными взглядами и ошеломляющей эрудицией начинают прислушиваться самые почтенные посетители клуба.
Обычно Карла вовлекают в разговор Бауэр и Кеппен. Они, пожалуй, намного сильнее и образованней остальных. Ну, что же, тем приятнее заставить их порой с собою согласиться.
Как-то вечером, лавируя среди посетителей, к Карлу пробрался Бауэр.
– Послушай, Маркс, завтра воскресенье. Приезжай ко мне. Будут Кеппен, Рутенберг. Хорошо? Запиши адрес.
На следующий день Карл с утра поспешил на улицу, вскочил в дилижанс. Внутри было тесно: берлинцы стремились за город.
Прервав мысли Карла, кондуктор прокричал:
– Шарлоттенбург!
На одной из улиц он увидел двухэтажный дом. Вошел, хотел было обратиться к пожилой хозяйке, но появился Бруно Бауэр и повел к себе.
Он часто стал бывать здесь.
Бауэр и Кеппен старше Маркса на десять лет, но и тени снисхождения нет в их отношениях к нему. Какая уж тут снисходительность, если в этот зимний вечер 1840 года Кеппен, выслушав Маркса, с притворным возмущением отшвыривает свою рукопись и, обращаясь к Рутенбергу, кричит: