Володя с удовольствием добавляет:
– Плаксы и подлизы.
– Все девочки? – спрашиваю я.
– Все до одной, – убеждённо отвечает Серёжа. – А Савёлова ещё и отметки выплакивает. По рисованию ей три, а она поревела, поныла – четыре. Рисовальщица у нас больно нежная. У Нины Алексеевны не выплачешь, хоть обревись.
– Ха! – Это Володя. – У Нины Алексеевны даже тройку не выплачет никто, хоть Савёлова, хоть не Савёлова. Хотя вообще-то Нина Алексеевна Савёлову любит.
– А тебя?
– Что меня?
Он искренне не понял вопроса.
– Тебя любит Нина Алексеевна?
– Меня-а? – Володя, видно, никогда об этом не думал. Теперь задумался надолго, смотрит отрешённо. Такой уж характер: или ничего не скажет Володя, или скажет, подумав, взвесив каждое слово. – Меня Нина Алексеевна не очень любит. Я середняк, а она середняков – не очень.
– А тебя, как ты думаешь? – обращаюсь к Серёже.
– Не любит, – отвечает он сразу. – Меня все учителя не любят. Я верчусь. Они любят, кто спокойный, а я неспокойный. Они сердятся – если каждый будет вертеться, что получится. А по-моему, каждый – не будет. Один человек спокойный, а другой неспокойный.
Володя вдруг сообщает:
– Девочки все парочками дружат. Они не могут с нами дружить.
– Да мы сами с ними не хотим! – Серёжа более непримиримо и последовательно гнёт свою линию.
У Володи заметны хоть и небольшие, а всё же колебания – «они с нами не могут дружить». А если бы могли? Он не договаривает, но, может быть, он и не отказался бы.
А у Серёжи всё в жизни делится на две категории, всего на две – хорошее или плохое; чёрное или белое. Белое, светлое – Звёздочка, друг Вовка. Словом, всё хорошее. Чёрное, тёмное – девчонки.
– Мы с ними сами не хотим. Ябеды и плаксы.
– А Таня? – спрашиваю я. – Разве она ябеда?
Мне нравится Таня, я и не скрываю этого. Если хочешь откровенности, скрывать ничего не надо. А то получается нечестно: они откровенны со мной, а я с ними – нет. Мне нравится Таня. Мне кажется, я понимаю её, хотя ни разу не говорила с ней подробно – так, мимоходом. Я люблю таких людей – умных, тонких, немного печальных. Она всегда одна, но мне кажется, что такие, как Таня, умеют быть хорошими друзьями.
Мальчишки уставились на меня озадаченно. Почему это я спросила именно про Таню? Уж не она ли главная героиня повести? Эта тихоня? Пытаются отгадать. Мне хочется понять их, а им меня. Не столько меня, сколько мою будущую книгу. Но это пока невозможно: я и сама ещё многого не знаю. Что случится с героями? Кто как поступит? Не знаю, не вижу. Всё созревает постепенно, медленно. А пока я как перед глухой стеной. В такой период не верю ни в книгу, ни в себя. И кажется, что никогда в жизни не сумею написать ничего, ни одной стоящей строчки. Тревога, отчаянье, мученье, жуткое одиночество. Никто тебя не поймёт, никому невозможно объяснить это состояние. Правда, оно бывает у меня перед каждой новой работой. Но разве от этого легче? А с ребятами разговаривать хорошо, тем более что разговор наш идёт легко, ничем мы друг друга не связываем, ничего друг на друга не нагружаем. Эта часть работы самая для меня приятная.
– Таня? А что Таня? – Володя поднимает брови домиком.
– Ничего. Пришло в голову, и спросила. Хорошая, по-моему, девочка.
– Новенькая, – туманно произносит Серёжа.
Это, видимо, следует понимать в том смысле, что пока она новенькая, ничего зловредного сделать не успела, но это вовсе не означает, что и в дальнейшем не сделает. Потому что она – девчонка, а с ними вечная история.
– Новенькая, – повторяет Володя. – Молчит пока.
– Может быть, стесняется? – не отступаю я.
Они молчат. Серёжа вертится на стуле. Володя неохотно говорит:
– Может быть.
Серёжа думает. Я довольна, что он задумался над моими словами. Всё-таки не зря я их сказала. Тут он произносит очень оживлённо:
– Она может прыгать со шкафа сразу на все четыре лапы! Представляете? Честное слово! Хотите, покажу, как прыгает?
И, не дожидаясь, пока я опомнюсь, он быстро залезает на шкаф. Маленький ловкий мальчик с тёмными кудрявыми волосами и быстрыми глазами.
– Смотрите!
Шкаф довольно высокий.
– Осторожно! – кричу я бесполезное слово. Бесполезное, конечно, но удержаться не могу.
Серёжа легко шлёпается со шкафа на четвереньки и смеётся.
– Видели?
– Видела, – вздыхаю я.
– Не так, – вдруг говорит обстоятельный Володя, – пусти-ка.
И тоже лезет на шкаф. Но он не такой проворный, как Серёжа, его я успеваю схватить за ногу.
– Всё, довольно, друзья дорогие. Вы устали, пора по домам.
– Нет! Мы не устали. Поговорим ещё!
– Ну, я устала. Мы ещё не раз поговорим с вами. – Мы вместе выходим на улицу. Вечер. Всё-таки светофоры похожи на новогодние ёлки. Особенно зимой.