– Он тебя не бьёт, он тебя цепляет, – вдруг очень авторитетно заявляет Людка. – Нравишься ты ему, поэтому он и цепляет.
Оля сразу зарумянилась, махнула рукой на Людку.
– Новости. Меня такие глупости совершенно не интересуют. У него волосы как солома.
Девочки стали шептаться, хихикать. Таня тихо пошла в класс. Одна. Выглянула из двери Ирина Григорьевна, сказала с иронией:
– А вам, девочки, требуется особое приглашение?
Тогда и они пошли, все вместе. Они все вместе, а Таня одна. Никто не вспомнил о ней. Несправедливая эта Оля. Ну и пусть. Не такая уж она хорошая. Только о себе думает, а о других не умеет. С такой дружить не очень-то хорошо.
А что делать? Не станет же Таня, в самом деле, кричать: «Это я, я, я придумала!» Как лягушка-путешественница из сказки. Хорошая сказка, но Таня не станет всем сообщать. Потому что чувствует, как это глупо. Да и лягушка, как только не утерпела и крикнула, так и хлопнулась в болото.
История про серебро
Вовка и Серёжа давно обещали мне рассказать одну историю, которую они называли «историей про серебро». Звучало поэтично и загадочно. Сегодня, когда мы шли втроём по улице, я им напомнила:
– А что это за история про серебро? Вы мне так и не рассказали.
– Расскажем? – спросил Серёжа. – Прямо сейчас?
– А чего? Расскажем, – согласился Вова.
В тот день Вовка и Серёжа вышли из рыбного магазина и сразу увидели Колбасника. Колбасника нельзя не увидеть. Даже если на улице толпы народа, он всё равно заметен – очень большой и толстый.
Считается, что большие люди чаще всего бывают добродушными. В самом деле, чего большому злиться? Его никто не обижает, никто не толкает, никто не задевает – он же большой, кто полезет к большому? Но Колбасник – исключение. Он совсем не добродушный. Он почему-то любит всех толкать, щёлкать, дёргать. И когда человеку больно или обидно, Колбасник доволен и улыбается, на щеках образуются ямочки.
Честно говоря, парень неприятный. Но, может быть, он стал таким не сразу? Может быть, он такой злой потому, что с самого первого класса все зовут его Колбасником? Он же на самом деле Толя, Анатолий, а вовсе не Колбасник. Человек не виноват в том, что он толстый.
– Был бы невредный, никто бы его по прозвищу не звал, – спокойно сказал Володя, – а так Колбасник он, и больше никто.
– Ты рассказывай, рассказывай, – торопит Серёжа.
– Выходим мы из магазина, – размеренно продолжает Володя, – смотрим, Колбасник, то есть Толя…
Серёжа перебивает:
– Он вон там стоял, близко от двери магазина. И он нам сказал: «Дайте мне серебро».
– Нет, – говорит Вовка, – он не сказал, а заорал: «Дайте серебро!»
Я спрашиваю:
– Заорал? На вас двоих? А вы?
Володя расправил широкие плечи.
– Я дал. Я его не боюсь, но жадность презираю. Может, вы думаете, что я Колбасника испугался?
– Я не думаю.
– Ну вот. Я ему копеек сорок дал. Он сказал, что ему на мороженое надо и на пирожки.
– Не сорок ты дал, а шестьдесят, я видел.
– Может, и шестьдесят. Я точно не помню. Он деньги взял и сразу ушёл.
Они рассказывают, и я представляю себе, как идут по широкой улице два друга – Серёжа и Володя. Им хорошо всё делать вместе – вот они купили рыбу для Серёжиной кошки, несут рыбу к Серёже домой. Звёздочка, конечно, обрадуется, её любимая еда – рыба. Всё славно, всё дружно. И тут вдруг Колбасник, то есть Толя, кричит на них. А по какому праву? И вообще, разве годится кричать на людей? Разве нельзя нормальным тоном сказать всё, что тебе надо? Нет, кричит: «Дай серебро!» И не стыдно ему требовать? Не обойдётся он без этого мороженого? И без несчастных пирожков не проживёт? Странный всё-таки человек.
А Вовка добрый и несклочный. Надо тебе? На, возьми, ешь. Мог бы Вовка и отказать Колбаснику, он не со страху дал. Но Вовке скучно торговаться, рядиться, отказывать. На, возьми. А Серёжа, может быть, и не дал бы Колбаснику, он бы и поспорил с ним, не поленился. Но это если бы Серёжа шёл один. А когда Серёжа с Володей, то такие дела Володя решает, так уж у них заведено. Серёжа молчит, а Володя сам знает, как поступить. Как-то Володя лучше ориентируется.
Конечно, разговор не о шестидесяти копейках и не о сорока копейках, этот рассказ о другом. И вообще, это только половина рассказа. А другая половина впереди.
– Идём на днях с Серёжей, смотрим – на том же месте опять стоит он, ну, Колбасник, Толя то есть. И держит в руке большую горсть серебра. Прямо кулак не сжимается – вот столько.
Володя показывает развёрнутую ладонь и покачивает ею вверх-вниз, как будто руке тяжело от серебра, которое лежит на ней горкой.
Серёжа загорается опять:
– Вот такая куча денег! И ни одной медной монеты – всё серебро!
Они увидели эти деньги и подошли поближе. Просто так. А Колбасник сразу руку в карман сунул и спрашивает:
– Вам что?
– Ничего, – ответил Володя, – просто так подошли. – А Серёжа не согласился с Володей.
– Копеек шестьдесят дай нам, пожалуйста. Нам на мороженое.
И очень невинно смотрел на Колбасника.
А Колбасник?
Развёл толстыми руками и ответил:
– У меня нет денег. Где я возьму?
– Вот в этом кармане, – сказал Серёжа. Он не мог представить себе, как человек так нагло обманывает и даже не смущается.
– Иди, иди отсюда. – Колбасник пошёл на Серёжу грудью. А Серёжа не попятился, стоял, как маленький петушок, и голову гордо держал.
Пришлось Вовке оттереть Колбасника от Серёжи.
Вовка тяжело вздохнул и сказал:
– Колбасник, я не люблю драться, ты же знаешь. Но иногда я всё-таки делаю то, что не люблю.
Колбасник вообще-то не очень умный парень. Не дурак, но и не умный – средний. Но тут он сообразил.
– Мне ещё стих учить, – сказал он и быстро ушёл.
– Жадина-говядина! – крикнул Серёжа. Всё-таки Серёжа не мог это так оставить.
А Вовка тогда сказал Серёже:
– Чего зря кричать? Жадные не исправляются. Он так всю жизнь будет теперь жадным, до самой старости. Серёжа даже рот открыл.
– На всю жизнь? Честное слово? До старости?
– Конечно, – солидно подтвердил Вовка.
И они пошли в кино.
Но, видно, Серёжа не мог забыть до конца этот случай.
Когда мы шли по улице и разговаривали, он и меня спросил:
– Как вы думаете? Может жадина стать не жадиной? Потом, когда-нибудь? Если проучить как следует?
Я не знала. Не думала как-то об этом.
– Этого я, Серёжа, не знаю. Не думала об этом. Знаю другое: щедрым быть лучше, даже удобнее, даже, если хочешь, выгоднее. Хотя слово какое-то противное, но я его специально употребила. Выгодно быть хорошим. Потому что тогда и люди тебя любят, и сам к себе хорошо относишься. Богаче живёшь.
Мы прошли ещё немного.
Перед нами была палатка с мороженым.
– Хотите мороженого? – предлагаю я.
– Спасибо, не хочу, – вежливо отказывается Володя. А Серёжа весело смотрит на меня и отвечает:
– Мы же не из-за мороженого его ненавидим. Разве мы из-за мороженого?
– Нет, мы совсем не из-за мороженого, – степенно подтверждает Вовка.
Потом они всё-таки соглашаются, что мороженого съесть неплохо. И к истории с серебром, как они сами её поэтично назвали, это не имеет отношения. Мы с ними постепенно начали понимать друг друга и верить друг другу.
Хорошо идти с хорошими людьми в хороший день и есть мороженое. Давно я не ела мороженого на улице. В кафе где-нибудь – да, изредка бывает. А на улице – неприлично вроде, взрослый человек вдруг идёт и ест мороженое. А раньше любила, только это было очень давно.
Лариса задаёт вопросы
Ещё несколько дней девочки ликовали шёпотом:
– У нас будет штаб!
– Свой! Тихо, девочки!