Кое-как дождавшись утра, мы потащили всё наше хозяйство во двор – сушить, а затем потопали в училище поглощать знания.
Дорогой, забегая вперёд и заглядывая мне в лицо, Толик таращил и без того огромные глаза:
– Да, блин. Устал вчера чертовски, да ещё воды напился на ночь… Ну, ничего. Щас, пока ходим, всё высохнет – и будет нормалёк.
Две-три ночи действительно прошли спокойно, но когда через некоторое время он обоссал меня повторно, я понял, что вода и усталость тут не причём.
Попал я с ним, конечно, в ситуацию, ведь душа в доме не было: уличный рукомойник с сосочком, подвешенный на стену недалеко от крыльца, проблемы не решал, а ходить на учёбу и на практику, когда от тебя вовсю несёт мочой, как-то стыдно. Тем более я, с лёгкой руки того же Толика, был выбран старостой группы, каким-никаким начальником: этот пройдоха всего за несколько дней нашего пребывания в училище так расписал ребятам меня и мои подвиги, что при голосовании моя кандидатура прошла с солидным преимуществом.
Я вспомнил роман Ремарка «Три товарища», в котором фельдфебель укладывает двух солдат, страдающих энурезом, на одну двухъярусную кровать, причём, поочерёдно меняя их местами: сегодня сверху спит один, завтра – другой. А тут и этого не надо делать: лежим рядом, и оба в моче.
Пришлось вырабатывать систему: я бдил до полуночи, будил Толика, выгонял его до-ветру и тогда спокойно засыпал или, когда было тепло, делал из одеяла валик и клал между нами. Но стоило только мне пренебречь этими предосторожностями − непременно оказывался мокрым.
Так продолжалось все два месяца. В конце мая я наконец-то получил место в общежитии, и муки мои закончились. Толик остался на квартире.
* * *
Летом учащихся отпустили на каникулы, и встретились мы только в сентябре.
Толик тоже приступил к учёбе, но ненадолго. Он и раньше прогуливал занятия, а тут просто зачастил: если день выдавался тёплый, солнечный, Толика в училище можно было не ждать. За пропуски без уважительной причины он получал нагоняй от меня и от мастера, но продолжал прогуливать.
Куда он линял? Непонятно…
Однажды в училище приехал следователь милиции из Нижнего Тагила. Вот тут картина прояснилась полностью! Наш неспокойный малый придумал такую фишку: вместо учёбы он садился на электричку, ехал в Нижний Тагил и там, возле центрального парка – сада имени Болдина, потрошил пьяных. Толик выбирал «клиентов», уже потерявших ориентировку или спящих в саду на лавочках после изрядного «принятия на грудь». Чтобы окружающие ни в чём его не заподозрили, наш пройдоха разыгрывал целое представление: якобы он пытается довести до дома хорошего знакомого. А сам по дороге снимал с него часы и обчищал карманы, забирая всё мало-мальски ценное. При помощи этого нехитрого приёма дружелюбный грабитель обобрал такое количество тружеников и гостей города, что слава о нём не могла не дойти до сведения нашей доблестной милиции. Многие потерпевшие подчёркивали, как ласково обращался с ними злодей, доставляя домой. Правда, до дому он так никого и не довёл, а всегда оставлял мирно спящих «приятелей» под каким-нибудь кустом или на скамеечке, предварительно полностью освободив от лишнего имущества.
Только теперь до нас дошло, откуда брались вещи, которые Спирин по дешёвке предлагал, оказывается, многим нашим ребятам, объясняя их происхождение крайне «виртуозно»: нашёл.
Так маленький ушлый Толик навсегда исчез из училища, а нам, как и положено, пришлось проводить общее собрание коллектива, на котором учащиеся высказали своё осуждение и негодование по поводу произошедшего.
Разумеется, было подготовлено несколько выступлений, в том числе и моё как старосты группы, после чего следователь с протоколом собрания и характеристикой на нашего героя отбыл по месту службы завершать следственные мероприятия. А Толик за свои «подвиги» получил несколько лет колонии для несовершеннолетних.
* * *
В июне семьдесят третьего года я проснулся на конечной остановке пятого троллейбуса. Какой-то мужичок тихонько тряс меня за плечо и вполголоса бубнил:
− Эй, парень, просыпайся! А то мусора загребут и − в вытрезвитель.
− За что? Я ж не алкаш! Просто сессию с ребятами обмывали. В парке Маяковского, − и для пущей убедительности приврал: − Выпили-то по чуть-чуть.