— Я согласна. Я выйду за тебя, — добавила она громче, оставаясь в его успокаивающих объятиях.
Какое-то время они просто стояли в объятиях друг друга. Между ними — только розы. Белые, её любимые. Он отлично помнил всё, что ей нравилось. Вот только до определенного момента опасался делать в данном направлении какие-либо шаги, постоянно напоминая себе о её непонятных, практически бесконтрольных срывах.
— А как на счет розового шампанского и конфет пралине? — поинтересовался он, легким, ничего не значащим поцелуем, касаясь её виска, как делал это всякий раз, когда чувствовал, что его очаровательная Лада, снова на грани срыва.
— Дима, — резко отстранившись, Лада в неподдельном недоумении воззрилась на молодого человека. — Дим, это, что твоему отцу всего лишь надо было подарить мне букет, чтобы ты сделал разом вот столько сюрпризов? — счастливо рассмеявшись, чего за ней не помнил уже давно, обняла его за шею. Розы рассыпались по полу балкона. — Я сейчас, — в какой-то момент Дмитрию показалось, что она чего-то испугалась. А это были всего лишь обычные цветы, из-за которых уж точно впадать в панику не стоило.
— Я соберу, иди переоденься, — предложил он.
Вот что усвоил четко с детства: мокрая одежда опасна для здоровья. И хотя у самого рубашка намокла от влажных стеблей цветов, сейчас думал о ней, своей Ладе, с таким трудом становящейся прежней.
И хотя на улице и было тепло, а всё же — ночь. И ветерок с моря мог оказаться достаточно коварным. А они только первый кризис пережили.
Цветы были возвращены в вазу, установленную на этот раз в комнате, где располагался небольшой диван. Подвинут ближе столик с её любимыми конфетами.
— Ты выглядишь потрясающе, — заметил он, передавая наполненный шампанским бокал.
— Даже не знаю, как сейчас реагировать, — с легкой иронией в голосе призналась Лада. — Но если всё это из-за Алексей Петровича, то не следовало, — продолжала она негромко, при этом слишком внимательно наблюдая за любимым человеком. — Для меня он всего лишь твой отец.
— И в тебе он видит исключительно дочь, — закончил за девушку Димка, присаживаясь рядом и приобнимая за талию. — Именно дочь, — повторил настойчиво, успев заметить во взгляде девушки недоумение. — Со слов матери, батя бредил девочкой. Обычно мужики о пацанах-наследниках мечтают, а отец хотел дочь. Но сперва родился я, потом — Никита.
— Ну, если у него там какие-то отношения наметились, может еще и получится девочка, — с улыбкой обронила Лада. — У тебя отец еще совсем не стар, можно сказать — пол жизни впереди.
— Только как я понял, интерес у него далеко не к девочке двадцати лет, а к достаточно взрослой женщине в районе сорока, может чуть меньше, чуть больше.
— Так, — отстранившись от молодого человека, Лада очень серьезно на того посмотрев, поинтересовалась, — И что тебя смущает? Или, что, хочешь сказать, женщина в сорок не может родить? Дима, ты сам недавно меня убеждал в том, что твой отец в сорок семь еще совсем не старик. Так, а женщина к сорока уже, что — всё, списана со счетов?
— Лад, женщине ребенка поднимать надо, — возразил он, при этом постаравшись избежать резкости в тоне. — Ну, ты же не станешь спорить с тем, что основную роль в жизни ребенка всё же играет мать. Да и возраст, сама медик, понимаешь, организм в двадцать — двадцать пять лет, даже в тридцать — тридцать пять, разительно отличается от организма в сорок и сорок с плюсиком, каким бы маленьким тот не был.
— Да, я медик, — согласилась Лада с очевидным. — Только я знаю, что в моей семье, где я родилась и выросла, бабушка своего третьего ребенка родила в сорок девять. Думала, у неё климакс начался, к врачу сразу не пошла. Кстати, дожила до восьмидесяти пяти, еще и внуков от самой младшей дочери увидела, понянчить успела. А медицина тогда разительно от сегодняшней отличалась, да и после войны чуть меньше двадцати лет прошло. Здесь всё от женского организма, Дима, зависит. У меня у подруги в двадцать два с серьёзными патологиями ребенок родился. Какой-то ген дал сбой. Оба родителя совершенно здоровы, в обеих семьях ничего подобного не было. Или ты всё-таки боишься потерять поддержку отца? — спросила она вдруг.
Димка, делая в этот момент глоток шампанского и едва не поперхнувшись, на мгновение уставившись на молодую особу, затем отрицательно качнул головой.
— Если ты имеешь ввиду финансовую составляющую, уверяю — нет, — и голос прозвучал достаточно уверенно. — Я безмерно благодарен ему за всё, отдельная благодарность за оплаченное образование, мать не стала бы тянуть, а отчим изначально занял позицию невмешательства в мое ею воспитание. В хирургии она не видела и не видит перспектив. Но жить за счет отца никогда не планировал. Да, отдаю себе отчет в том, что будет непросто. Но ему тоже было нелегко. А если уж совсем быть честным, то и значительно труднее, чем мне. Ему некому было оплачивать образование, не было любимой и верной девушки и надежного друга, а на двадцати пятилетие по случаю успешного окончания института и вступления во взрослую жизнь никто не подарил квартиру, хоть и вторичного рынка. Купил её себе сам немного позже. У меня на сегодняшний день есть любимый человечек, любимая работа, хоть и подаренное, и пусть далекое от элитного, но жильё. Лада, я тебе слово даю, мы никогда ни в чем не будем нуждаться. Я стану не просто хорошим — известным хирургом. Со временем обязательно купим новую квартиру. Почему ты улыбаешься? Я говорю что-то не то?