— Да у тебя же! — Нюрка всплеснула руками, — Я ведь сказала. Понимаешь, Петя, что получилось. Я только пришла из техникума с Надюшкой, ты ее знаешь, кудрявая такая, с нашего курса. И вот, стучат в дверь.
— Ну?
— Надюшка открыла, и заходит молодой человек, представляешь? Петь, а почему ты раньше его не приглашал? Он говорит, вы давно дружите.
Петр отодвинул тарелку и медленно поднялся из-за стола.
— Такой видный из себя, Надюшка прямо в него влюбилась. Ты его еще не позовешь?
— Иди ты со своей Надюшкой… Ну?
— Ну, и ладно. Я пошутила, не хочешь — не надо. Так вот, он принес тебе двести рублей. Очень извинялся, что не мог отдать раньше. Говорит, брал у тебя взаймы на дорогу в санаторий. Он уже месяц как приехал, да все как-то не мог выбраться вечером. Я что-то забыла, он ведь шофером работает, да?
Звонцов не ответил. «Знакомым» мог быть только Раздолин. Но зачем он приходил теперь, когда Петр понял, чем занимаются они с Николаем? Какие-то деньги… Деньги? Да ведь это за то, вчерашнее.
Петр провел рукой по лбу, покрывшемуся испариной. Отдать, сейчас же, немедленно! Теперь еще эта кофта. Вот дура! Помчалась сразу в магазин. Надо где-то найти двести рублей, одолжить и отдать Раздолину как можно скорее. Тот должен понять: между ними все кончено, воровать он не будет. Но где же взять денег, у кого? Разве вот только Иван Николаевич…
— Он не сказал, зайдет еще?
— Наверное, зайдет. Только он не сказал, когда точно. Говорит, на днях. Так ты не сердишься?
Кофте мать обрадовалась, хотя старалась не показать и виду, и даже слегка поругала Нюрку за необдуманную, по ее словам, покупку. А когда соседи стали хвалить кофту и Петра с Нюркой за внимание и заботу, мать не выдержала и, как была с кофтой в руках, вышла на кухню, откуда вернулась с покрасневшими глазами.
Наутро Звонцов встал пораньше и долго возился в коридоре, отглаживая костюм и рубашку. Идти в театр решили прямо с завода.
В театре он не был порядочно времени и всю смену поглядывал на часы, висевшие на стене над табельной, не в сила х скрыть радостного возбуждения. Иногда, правда, вспоминался Раздолин, и тогда Петр ощущал гнетущее чувство страха.
Перед концом смены он зашел к мастеру занять денег. Курдюмов не удивился, услышав просьбу. Он жил один, семьи у него не было, и рабочие часто обращались к мастеру перед получкой, одалживая по пятьдесят, а то и по сто рублей. Деньги Петру Иван Николаевич обещал принести завтра.
Из проходной Звонцов вышел вместе с Егоровым и Катюшей. Иван Николаевич остался, чтобы закрыть наряды, сказав, что обязательно поспеет к началу первого действия. Петр немного отстал от своих, завязывая лопнувший на ботинке шнурок, и, когда выпрямился, его обдало холодом. На противоположной стороне улицы стояли Раздолин и Николай и смотрели на него.
Что ж, рано или поздно разговор должен был состояться. Они должны от него отстать, и чем скорее Раздолин это поймет, тем лучше. Петр посмотрел вслед Кате и Егорову, которые заворачивали за угол, и решительно перешел улицу.
— Привет, — не вынимая рук из карманов куртки, Раздолин оглядел Звонцова. — Отойдем.
Они вошли во двор и сели на скамейку.
— Что, здорово струсил?
Петр промолчал, ожидая, что будет дальше.
— Ну, ничего. Для первого раза сработал, что надо. Деньги получил?
— Да.
— Вот и хорошо. Маловато, правда, но мы делили честно. Правда, Коль?
Николай нехотя кивнул, не сводя со Звонцова немигающего взгляда бесцветных глаз.
— Ты уж извини, — Раздолин подкупающе улыбнулся — твоей сестренке посоветовал сразу же что-нибудь купить. Ведь иначе разойдутся, дело известное, а так — все-таки вещь.
Звонцов нахмурился..
— Ты зачем их принес? Купить меня хочешь? Смотри, прогадаешь!
— Ну, что ты! — Раздолин все еще улыбался. — Я ведь думал, как лучше. Втроем сработали, на троих и поделили. Все в законе.
— Так вот, — Звонцов сжал кулаки до боли в суставах, — Мне этих денег не надо, понял? И вы меня не трогайте. А деньги я верну. Завтра верну. Вот на этом месте.
— Что я тебе говорил? — Николай сплюнул и повернулся к Раздолину, — Ведь он, подлец, продать нас хочет. Дескать, придут они за деньгами, а я их определю, восемь сбоку, ваших нет. Может, уже стукнул, а мы с ним, как с человеком… Да что с таким говорить! Вставить перышко, и дело с концом.
— Ты это брось, — Раздолин прищурил глаза, и Николай сразу осекся. — Твое дело телячье, понял? Если не хочет с нами «работать» — дело хозяйское, неволить не станем. И денег его нам не надо — закон есть закон. А ты слушай сюда.
Он взял Звонцова за плечо цепкими пальцами, и тот невольно пригнулся, повернув к Раздолину голову.