Ей больше не нужно было времени на размышления. Она наконец все решила. Для обоих будет лучше, если они перестанут видеться и она уедет из Хьюстона. Именно это она собиралась сказать ему сегодня вечером.
Всю вторую половину дня она потратила на приготовление особого соуса для спагетти и салата, к которому испекла чесночный хлеб. А на десерт она сделала ромовый кекс, любимый кекс Джона.
Это было тяжелое испытание для ее нервов: она боялась сказать ему о своем решении. Но все же это был единственный выход. Она повторяла это как заклинание, пока стояла под душем, и потом, когда перебирала в шкафу одежду, размышляя, что надеть. Черное платье исключалось — чтобы натянуть его, ей пришлось бы сделать разрез от груди до щиколотки, а новое вечернее платье она так и не купила. В итоге она остановила свой выбор на более простом наряде — свободные голубые брюки и бледно-голубая блузка навыпуск. Она оставила волосы распущенными, как ему нравилось. Потом села и стала думать, чем бы ей еще заняться до его прихода.
Время тянулось страшно медленно, мысли одолевали ее. В эти последние недели она поняла, какое большое место в ее жизни занимал Джон. Поняла она еще и то, что жизнь без него будет просто жалким существованием. Ребенок, несомненно, восполнит утрату. Она дотронулась до растущего живота и улыбнулась. Конечно же, ребенок в какой-то мере будет заменой. Она лениво погрузилась в грезы. Джон держит в своих больших руках их крошечного нежного младенца Она встала с кресла и пошла готовить чаи.
Такие мысли никуда не приведут. Нужно быть сильной.
Джон приехал ровно в семь с букетом желтых и белых маргариток. Как и Мадлен, он был одет неофициально — голубой хлопчатобумажный костюм и рубашка без галстука.
— Читала мои мысли, не иначе, — сказал он, указав на ее уютный домашний наряд в голубых тонах, который ей очень шел.
Она тихо рассмеялась.
— Похоже на то. Но что случилось? В цветочном магазине кончились розы? — усмехнулась она, когда он вручил ей цветы.
Он явно огорчился.
— Ты же говорила, что устала от роз. Разве нет?
— Было такое. Спасибо, Джон, маргаритки я тоже люблю.
Он снял шляпу, а потом вдруг поднял голову и повел носом.
— Чем здесь пахнет помимо кокоса? — спросил он.
— Розами. — Она жестом указала на гостиную, всю заставленную яркими благоухающими букетами.
Он усмехнулся.
— Кажется, я перестарался?
— Немного, но они мне очень нравятся. — Она тщетно искала сосуд для маргариток и совсем было отчаялась найти хоть что-нибудь подходящее, как вдруг обнаружила маленькую вазочку, куда и поставила цветы. Пока она искала, Джон стоял в дверях и наблюдал за ней.
— Мне помнится, ты говорила о спагетти.
На этот раз ты позволишь мне поесть или же снова вывалишь их мне на колени?
— Благодари Бога, что на десерт не будет торта с кремом, — сказала она.
— Ох, черт! Совсем забыл про вино, — спохватился он. — Хочешь, я схожу за ним?
— Не надо, обойдемся без вина. — Она повернулась к нему лицом. — Меня вполне устроит молоко, если ты согласишься на кофе или чай со льдом.
— А что, если мы оба будем пить молоко? Она кокетливо сощурила глаза.
— Что это с тобой?
Он прислонился к косяку и внимательно начал следить за тем, как она двигается по кухне, накрывает небольшой стол: раскладывает приборы, ставит на стол спагетти, наливает соус.
— Смотри, ничего не пропусти, — пошутила она. — Хочешь, посчитай мои зубы. Усы его дернулись.
— Я люблю смотреть на тебя. Тебе это не нравится?
Она покраснела, как девчонка, и наклонилась, чтобы вынуть хлеб из духовки. Разлив в стаканы молоко, она жестом пригласила его садиться.
— Мы, конечно, могли бы ужинать в столовой, но там все завалено моими заметками и черновиками…
— Мне, пожалуй, на кухне больше нравится, — сказал он, помогая ей сесть, после чего выдвинул стул и сел рядом.
Они ели в напряженном молчании. Как это было не похоже на их трапезы в прежние времена, когда Джон рассказывал ей разные истории из жизни нефтяной компании на заре ее существования или же о местах, где он побывал в деловых поездках. А она иногда делилась с ним новыми замыслами, описывая задуманные ею сюжеты и персонажей, чтобы узнать его мнение. Теперь же им как будто не о чем было говорить. Казалось, обоих давил болезненный груз воспоминаний.
Как только они кончили ужинать — ни у одного, похоже, не было аппетита, — Мадлен направилась в гостиную, поручив Джону принести на подносе кофейный сервиз. Он поставил поднос на кофейный столик и опустился на диван рядом с ней.
— И вот наконец настал момент, когда ты сообщишь мне, что уезжаешь из Хьюстона.
Она уставилась на него, обескураженная неожиданным вопросом.
— Да, именно это я и хотела сказать. — Она горько вздохнула. — Поэтому и весь этот торжественный ужин с твоим любимым десертом.
— А какого черта ты не сказала об этом прямо? Духу не хватило? — добавил он, холодно улыбнувшись.
Она задохнулась от возмущения.
— Духу у меня более чем достаточно. И вообще, почему я должна бояться тебя?
— Начнем с того, что я больше тебя, — напомнил он ей.
— Подумаешь, большой! Тем больнее будет падать, — нашлась она.
— Куда уж больнее, — сказал он загадочно. — Если ты уедешь из Хьюстона, я уеду вместе с тобой.
Она едва не заскрежетала зубами от досады.
— Джон, будь благоразумным. Я привыкла заботиться сама о себе вот уже двадцать семь лет. И, надо сказать, сильно в этом преуспела.
— Ты не будешь есть вовремя, — проворчал он, не спуская с нее глаз. — Будешь делать глупости, например менять колесо в дневное пекло.
— Я исправлюсь, — не сдавалась она. — Я выучусь не поднимать спички с пола два часа кряду для того, чтобы похудеть.
Он резко поднялся и начал мерить шагами комнату, стараясь на ходу зажечь сигарету.
— Ты могла бы жить на ранчо, а я бы поселился у себя в городской квартире. Хосито заботился бы о тебе. И ты, если бы захотела, могла бы иметь горничную. — Он безнадежно вздохнул, взгляд его погас. Она, вся сжавшись, молча наблюдала за ним с дивана. — Господи, почему бы тебе не выйти за меня замуж? — сказал он с тоской. — Неужели я умудрился убить все твои чувства ко мне?
У нее внутри все сжалось, слезы подступили к горлу, когда она взглянула на его измученное лицо. Она поднялась с дивана, подошла к нему и, встав перед ним, нервными пальцами вцепилась ему в рубашку.
— Ты ведь знаешь? — прошептала она, подняв на него полные тревоги глаза.
Он загасил сигарету и выпрямился. Он обхватил ее пополневшую талию и мягко прижал к себе.
— Я, хоть и мужчина, знаю довольно много о таких вещах, — сказал он тихо, ища глазами ее взгляда. — Обмороки, дурнота, эта… очень симпатичная прибавка в весе. — Руки спустились ниже и, мгновенье поколебавшись, погладили небольшой животик.
— А когда ты все сопоставил, то что?..
— Я рехнулся, — признался он, отводя глаза. — Абсолютно рехнулся. Скупил половину игрушечного магазина и спрятал всю эту дребедень у себя в офисе в шкафу. А потом пошел в книжную лавку и потребовал все, что у них есть о родах, и всю литературу для родителей, после чего уселся и стал думать, как мне сказать тебе о том, что я все знаю, — ты ведь так явно не хотела этого.
Она теребила пуговицу его рубашки, глаза на мгновенье устало закрылись.
— Я боялась, что ты сделаешь именно то, что ты сделал, — станешь уговаривать выйти за тебя замуж.