Он объезжал свои владения, она в эту минуту прилежно разбирала лекарственные травы, летом собранные ею в уголке монастырского сада и сушившиеся в аптечной комнате. Скажи им сейчас, что их ждет, и оба ответили бы смехом. Он с иронией, она с удивлением. Невиданная, редкая по силе любовь? Любовь к девушке, которую он в глаза не видел? Любовь с первого взгляда и до последнего вздоха объявленного вне закона лорда Шервуда и наследницы знатного рода?
Посвященному воину и его Светлой Деве еще только предстояло обрести друг друга.
Вечер в дозоре
Прислонившись спиной к стволу дерева, на котором был оборудован дозорный пост, Робин задумчиво смотрел вдаль. Отдельные деревья сливались в чащобу, та переходила в новую, и казалось, лесная глушь не имеет границ. Но это впечатление было обманчивым. Если подняться на самую верхушку дерева, то станет отчетливо видна Ноттингемская дорога, а за ней – вспаханные поля. Этот пост входил в наружное кольцо дозоров, и примерно в двух-трех милях от него заканчивалась безопасная территория. Дальше простирался мир, окружавший Шервуд. Тайная власть лорда Шервуда распространялась и на этот мир, что не умаляло его опасности для вольных стрелков. За границами Шервуда приходилось постоянно быть настороже. Правда, с недавних пор и в лесу стало небезопасно, но именно от этих мыслей Робин хотел отдохнуть хотя бы несколько кратких часов.
Одинокий желтый лист скользнул по плечу. Робин не глядя смахнул его, и лист, плавно кружась, полетел вниз, стал частью ковра из опавшей листвы, устилавшей землю и корни деревьев. Робин поправил лежавший под рукой лук и пучок заранее приготовленных стрел и вновь устремил взгляд на лес. Октябрь отсчитывал последние дни, к Шервуду подступала глубокая осень – четвертая осень вольного леса.
– Удивительно, как ты сумел укрепиться в своем лесу, – вспомнил Робин слова, сказанные Эдриком в их последнюю встречу. – Признаюсь, сынок, я знал, что тебя непросто взять, но чтобы ты и твое воинство держались так долго!
Робин слегка усмехнулся. Иногда ему и самому казалось, что он проживет в Шервуде всю жизнь, и отнюдь не короткую, а станет седым и старым – настоящим воплощением духа древнего леса. Шервуд умел завораживать и убаюкивать тех, с кем не желал расставаться. Но, судя по событиям в королевстве, все шло к тому, что расставание не за горами, и, хочет того Шервуд или нет, ему придется отпустить своего лорда и стража. А пока можно послушать его песни, что Робин сейчас и делал, не забывая поглядывать по сторонам.
Снизу послышался топот копыт, потом резкий свист, извещавший, что к посту приближается свой. Робин покосился на напарника по дозору и улыбнулся. Тот крепко спал, свернувшись в клубок и укрывшись плащом с головой. Свист не потревожил его сна, обычно чуткого, как у всех стрелков.
Ни шороха листвы или коры, ни потрескивания сухих ветвей – Вилл забрался на помост совершенно бесшумно. Сразу заметив спящего стрелка, он гневно сузил глаза и уже собирался разбудить дозорного пинком, но Робин успел перехватить его:
– Я разрешил Мачу поспать. Не трогай его.
– И в самом деле, отчего я решил, что он спит, а ты этого не видишь? – хмыкнул Вилл, устраиваясь рядом с братом. – Одного не могу понять: за что ему такая поблажка? А если у поста появятся чужаки или ратники шерифа?
– Ты ведь не думаешь, что я не справлюсь без помощи юноши, впервые взявшего в руки меч чуть больше месяца назад? – усмехнулся в ответ Робин, выразительно указав взглядом на оружие под своей рукой.
Перегнувшись через Робина, Вилл откинул край плаща с Мача и заглянул ему в лицо. Юноша сладко почмокал губами, недовольно нахмурился и натянул плащ на голову.
– Как спит! – восхитился Вилл. – Сруби сейчас дерево, и Мач рухнет вместе с ним на землю, но не проснется!
– Оставь парня в покое, – смеясь потребовал Робин.
Вилл, косясь на Мача, недовольно покачал головой:
– У тебя появились любимчики. Раньше за тобой такого не водилось. Чтобы ты – и разрешал спать в дозоре! Пойдет об этом молва – и в Шервуде быстро не останется и следа от дисциплины!
– У меня нет любимчиков, – ровным голосом ответил Робин. – Мачу я разрешил поспать, заметив, что он исщипал себе руки до синяков, лишь бы не уснуть.
– Подумаешь, какие нежности! – фыркнул Вилл. – Я сам иной раз прибегаю к этому средству, чтобы прогнать сон.