Он мечтал написать книгу об овладении Камчаткой.
Александр Пушкин создан Россией для осознания себя. В лицее Царскосельском дьячковы дети, русские разночинцы - лицейские профессора воспитывали детей из разоренных дворянских семей, желая воспитать граждан государства будущего. К народам России обращается Пушкин в предсмертном своем слове.
"Памятник" поставлен там, где дружба привела пути многих народов к далеко идущей дороге великого русского народа.
На Ваганьковском кладбище под черным, раздвоенным, наклонившимся деревом песок лежал на снегу.
Хоронили Тынянова.
Он был болен рассеянным склерозом, болезнь покрывала известью его нервы, рвала их так, как изморозь рвет телеграфные провода. Болезнь иногда отступала, потом возвращалась и захватывала его еще глубже и страшнее.
Тынянов умер.
Пали в реки ручьи. Он донес свою ношу.
В Ленинграде, в темной квартире, недалеко от Казанского собора, лежат рукописи Тынянова, стоят на полках романы, лежит архив Кюхельбекера.
Над Ленинградом встает кирпичная пыль. Немцы бьют дальнобойными снарядами по вечному городу.
На полках тыняновской библиотеки стоит более полусотни маленьких томиков русских поэтов. Библиотеку поэтов задумал Горький, выполнил Тынянов.
Романист, ученый, редактор, он донес тройную ношу.
Он лежал в больнице в Сокольниках. Болезнь долго шла за ним, потом рядом с ним.
Потом впереди него.
Он был заслонен ею.
Большая, почти пустая комната, кровать, заслоненная сеткой гамака, чтобы больной в муках не упал на прл.
Он лежал, обросший бородой. Не изменился лоб, выпуклый и красивый. Он не сразу узнал меня.
Мы заговорили. Я говорил ему о войне, о двенадцатом годе, о "Горе от ума".
Монолог Чацкого сказан на пожарище войны.
Чацкий видел огонь великого пожара. Пожар Москвы сравнивал Байрон с пожаром революции. Чацкий непонятен без Отечественной войны. Русский великий XIX век в литературе выращен подвигами двенадцатого года.
Тынянов выплывал из тумана полузабытья.
Он возвращался, он заговорил о Платове, Дорохове, Пушкине, Кутузове.
Золотом ритма сохраненные цитаты потекли в старой манере старинного тыняновского чтения.
Друг возвращался. Так Одиссей у порога преисподней возвращал души мертвых к сознанию, дав отведать духам священной жертвенной крови.
Тынянов говорил о войне, о родине, о Грузии и полях Псковщины.
Он умер в Москве и похоронен на Ваганьковском кладбище под черным деревом. Дерево раздвоено, один ствол наклонен, как рея.
На снежной палубе лежит Тынянов.
САШКО ДОВЖЕНКО
В 1930 году пришел ко мне в заросший травой Александровский переулок, что в Марьиной Роще, Александр Петрович Довженко.
Он уже седел, но был строен и двигался легко.
По булыжнику стучали кованые колеса ломовиков. Зимой он тишел от снега. Переулок был весь из скучных деревянных двухэтажных домов. На каждом две трубы: одна не дымит.
Было лето. Был вечер. Колеса стихли.
Мы пили белое вино из зеленой сулеи и закусывали вино хлебом и зеленым луком.
Говорили о тракторах, о картине "Земля", Демьяне Бедном, о цветах и песнях. Мы не пьянели.
Утро не торопилось настать.
По переулку на тихих дутиках ехали с работы домой в Марьину Рощу последние лихачи.
Проходили мимо окна рысаки широкоусталым шагом.
- Лошадь меня раз ночью испугала... Послал меня батько в поле за нашим белым конягой. Ночь лунная, но туман. Конягу нашел: белеет в тумане. Обротал веревкой. Еду на нем верхом. А конь все оборачивается на меня. Зубы скалит, как будто и сердится и смеется. Зубы при луне как в белых искрах. Очень страшно.
Приехал к хате... Батько ругается: это я чужую лошадь взял, и она на меня удивлялась... Вот и весь страх,
- Узнала тебя чужая лошадь?
- Думаю, узнала... Не кусалась, не сбрасывала, только сердилась. В селе все друг друга знали хорошо.
Сашко любил города, но больше всего любил землю, по которой ходил в детстве босиком, а потом ощупал трудовыми руками У него для людей были свои гордые и ласковые планы.
- Надо жить долго. Для того должен человек жить долго, чтобы дожить до праздников. Выходной день должен быть у скота, а рабочий человек должен иметь праздник, праздничные одежды, праздничные песни, - говорил Сашко.
- Хорошо пели у нас в деревне, на мосту, а теперь там стоит радио оно поет очень громко и слишком часто одно и то же. Хоть бы оглянулось: как слушают?
Пили, тихо разговаривая.
- Ветла нужна на плетни и растет быстро, но колхозы должны липы сажать. Каждая липа - пуд меда, запах и красота, а нужны пчелы для сада так, как радость нужна человеку.
Я недавно вспомнил книгу Винера "Предвиденное будущее". Ученый мечтал о том времени, когда человек построит мыслящие машины, организует работу заводов, которые будут гудеть под замком, а сам будет только измышлять машину и управлять машинами. Тот будущий человек, точно говоря - человек будущего поколения, не станет бояться морозов, засухи; и вот он вернется, если захочет, в лес, который станет его садом, он будет добр к зверям, он никогда не будет сердиться, а умирать будет спокойно, так, как умирают листья, как будто по своей воле отделившись от дерева и падая на землю, чтобы сделать ее способной к новому рождению.
Прошел мимо меня человек. Помню его, как липу, которая в Паланге цветет на большом лугу, пахнет медом и вся наполнена цветами и пчелами. Черно-солнечные пчелы пронизывают ветви, гудят, собирая мед для себя и будущих поколений.
А Сашко лежит на Новодевичьем кладбище, около собора. В то время, когда уже люди летали вокруг света, старый друг мой Татлин здесь строил крылатую машину, для того чтобы человек мог летать медленно, низко, рассматривал не только лес, но и травы. Он хотел прикоснуться к жизни, но мечтать не сумел.
Но вещи, созданные человеком, и мысли, им подуманные, обладают великим упрямством и способностью возрождаться. Вечны кострища, оставшиеся от первобытных людей, и ощутимы ямы, копанные для первобытных домов. В языке, и мыслях, и в мастерстве художника живет весь старый опыт прошлого. Надо быть бессмертным, как пчела, которая чувствует свою жизнь вместе с жизнью своего рода, надо быть мыслящей, видящей вперед, выращивающей свои крылья пчелой.
Надо лететь, как пчела, и, как пчела, танцем передавать другим пчелам, куда лететь, где цветут деревья! Цветет его "Земля".
Александр Петрович Довженко в мировой кинематографии не только занимает место, но и создает во всей мировой кинематографии новое место, новый вруб в жизнь. Он начинает новую разработку земли.
Александр Петрович по своему художественному опыту художник и писатель: у него свое чувство кадра, свое внимательное рассмотрение природы, новое ее осмысливание. У него свое слово, свое переосмысливание жизни, свое сочетание понятий и определение строя жизни.
Уже в немом кино в надписях звучало слово Довженко. На одном скучном и дымном заседании в Союзе писателей, когда за синим дымом папирос меркли высокие окна, выходящие на улицу Герцена, в зеленовато-голубом зале встал розоволицый и сине-седой Довженко. Он говорил о работе как о радости, об искусстве как о познании народа.
Сашко Довженко услышал и произнес в кино новое слово, заставил его зазвучать, когда еще не было технических возможностей для звукового кино, хотя была уже в нем потребность.
Чего хотел Сашко Довженко и чему он нас научил?
Национальный художник Украины, он показал миру
новое качество раскрытия обычного. Его вещи живописны и песенны. Песня всегда оценивает жизнь, в песне всегда присутствует голос как бы автора. Даже эпическая песня лирична. В ней виден не только мир, но и то, как оглядывает этот мир человек.
Глаза парубка и глаза дивчины видят вечер, и возвращающийся с поля скот, и цветущие деревья, которые мягко растушевываются в вечере.