– Это они вам рассказали?
Грейси был озадачен.
– Кто-то рассказал. Это было давно, я уже не помню подробностей.
– Позвольте узнать, упоминал ли Дубедат, что я приехал в Афины в надежде найти здесь работу под эгидой Организации? – спросил Гай.
– Да. Конечно, Дубедат сказал, что вы очень хотите остаться.
Грейси выпрямился и уставился в окно как завороженный. Солнце уже опустилось за оливы, и лучи вынуждены были пробираться сквозь серебристые кроны.
– Я не хочу никого критиковать, – продолжал он. – Вы, конечно, находились в подчинении у своего профессора, и он, разумеется, дал разрешение. Но вам не кажется, что это было не вполне… как бы это сказать… не вполне серьезно? Скажем так, не было ли чуточку, самую чуточку фривольно заниматься театральной постановкой в самые черные дни – дни падения Франции?
Потрясенный этим обвинением, Гай покраснел и начал было говорить:
– Нет, я…
Грейси продолжал, не слушая его:
– И это в то время, когда ваши студенты нуждались в обучении основам английского языка, чтобы попасть в англоговорящие страны?
– Полагаю, Дубедат рассказал вам, что он и сам принимал участие в постановке? – вмешалась Гарриет.
Гай жестом попросил ее молчать. Участие Дубедата в спектакле не имело отношения к делу, и он не желал прибегать к этому аргументу. Он готов был работать больше остальных и отдавал себе отчет в собственной принципиальности. Не привыкнув к критике и считая себя выше ее, тем не менее он был готов согласиться с упреками Грейси.
– Я так понимаю, что именно поэтому вы не желаете брать меня на работу? – спросил он.
– Боже всемогущий, нет, конечно, – рассмеялся Грейси. – Это просто частное мнение. Вопрос вашего найма более ко мне не относится. Я hors de combat[19]. Я передал полномочия и, надо сказать, намереваюсь покинуть Грецию. Один мой друг – очень щедрый человек – полагает, что мне необходимо полноценное лечение. Он предложил отправить меня в Ливан, где есть одна очень хорошая клиника.
– Мистер Фрюэн говорит, что кораблей больше не будет, – сказала Гарриет. – Сообщение с Египтом прекратилось.
– Это ко мне не относится. Я надеюсь получить место на самолете, но это между нами, разумеется.
– Теперь во главе школы стоит Дубедат? – спросил Гай.
– Ну, кто-то же должен всем этим заниматься, – ответил Грейси. – Но я пока что не знаю, кто займет мое место после моего отъезда. На эту должность есть несколько кандидатов.
– Полагаю, Лондон в курсе…
– Ну что вы, разумеется. Телеграммы ходят туда-сюда. Сейчас на всё уходит столько времени.
– Есть ли вероятность, что это будет Дубедат?
– Имя Дубедата упоминалось, но решать не мне. Назначение будет исходить из Лондона.
Гай уставился на дно стакана, приподняв брови и сжав губы. Встреча с Грейси состоялась, и у него теперь не было причин подозревать сговор. Он посмотрел на Гарриет и поставил стакан, готовясь попрощаться.
– Поскольку сообщения нет, нам придется остаться в Афинах – по крайней мере, на какое-то время, – сказал он. – Полагаю, что вам не хотелось бы, чтобы я болтался тут без дела.
Грейси отмахнулся, словно давая понять, что отказывается обсуждать такой тривиальный вопрос.
– Поговорите с Дубедатом. Сейчас он возглавляет школу. Если не обращаться с ним высокомерно, он сможет вам помочь. Просто будьте поуступчивее.
Принглы стали подниматься.
– Останьтесь. Выпейте еще.
Эти слова прозвучали дружелюбно, но тем не менее отчетливо напоминали приказ. Гай и Гарриет с неохотой сели обратно, не теряя, однако, надежды. Им было некуда идти, а оставшись, они могли еще чего-то добиться.
Грейси снова лег, словно этот разговор утомил его. Раздосадованные гости были не лучшими собеседниками, и он, очевидно, ожидал, что придет кто-то поинтереснее.
– Очень приятная комната, – сказала Гарриет.
Грейси с сомнением огляделся.
– Довольно унылая, вам не кажется? Типичная комната студента. Разумеется, раньше это была молодежная гостиница. Зимой здесь очень холодно. И готовят ужасно.
Пока Грейси жаловался, Гарриет с завистью оглядывала просторное полупустое помещение. Солнце садилось, и комнату заполнили тени, но за окном солнечные лучи еще окрашивали оливы в цвет янтаря. Отраженный свет проникал в комнату, и сумерки были теплыми, словно прожилки в апатите.
Мне бы подошла такая комната, подумала она. Некрашеные полы, пыльный травяной запах, простор, удвоенный благодаря открывающемуся из окон виду, – всё здесь казалось знакомым. На мгновение ей померещилось, что когда-то она уже бывала здесь, но потом это ощущение ушло. Она гналась за ним сквозь воспоминания о прочитанных в детстве книжках, но ее размышления прервал какой-то звук.