– Итальянцы – чудесные ребята и всегда были очень милы ко мне!
– Не сомневаюсь, – раздраженно сказал Грейси. – Но сейчас всё переменилось. Теперь они фашисты и враги. Вряд ли они будут милы по отношению к гражданским военнопленным.
Грейси впервые столкнулся с реальностью войны, и с него мгновенно слетела вся светскость. Он нахмурился, глядя на Бена Фиппса, который, хотя и знал о его страхах, был слишком возбужден, чтобы считаться с ними.
– Должен сказать, что мне нравится образ Метаксаса, в халате встречающего Грацци[20], – сказал Фиппс. – Это произошло около половины четвертого утра. Согласно ультиматуму, у греков было два с половиной часа, чтобы сдаться Италии со всеми потрохами. Метаксас сказал, что за такой срок не смог бы расстаться со своим домом – не то что со своей страной. Я никогда его особо не любил, но должен признать, что в этот раз он выступил неплохо.
– Да, но что делать мне? – нетерпеливо спросил Грейси. – Мне надо ехать в Бейрут на лечение.
Позабыв, как он бахвалился обещанным местом в самолете, Грейси разнервничался и был так очевидно несчастен, что Гарриет, вопреки всему, стала ему сочувствовать.
– Я слышала, что будет еще один эвакуационный борт, – сказала она. – Для женщин и детей, но наверняка…
– Женщин, детей и инвалидов, – перебил ее Арчи Каллард. – Не волнуйся, Колин. Майор тебя вывезет отсюда. Он всё устроит.
Грейси утих и снова заулыбался.
– На майора и впрямь можно положиться.
В этот момент в дверь постучали, и Грейси радостно воскликнул:
– А вот и он! Entrez, entrez![21]
В комнату вошел Пинкроуз.
– А, это лорд Пинкроуз, – произнес Грейси упавшим голосом.
Пинкроуз не обратил на это ни малейшего внимания. Он просеменил по комнате, кивнул Калларду и Фиппсу, проигнорировал Принглов и заговорил:
– Я встревожен, Грейси, очень встревожен. Мы вступили в войну – вы, очевидно, уже в курсе? Да? Что ж, я пошел в миссию, чтобы справиться о перспективах моего возвращения. Можно было поговорить с Фрюэном, но мне хотелось обратиться к кому-нибудь рангом повыше.
– И с кем вы говорили? – спросил Грейси.
– С молодым Бердом.
– Господи! – Арчи Каллард расхохотался и уткнулся в подушку. – Вот как вы представляете себе высокие ранги?
– И что вам сказали?
– Ничего. Ничего особенного. Возможно, будет еще один борт.
Грейси, очевидно, был недоволен тем, что Пинкроуз прознал о планируемой эвакуации, и с упреком произнес:
– Этот борт будет предназначен для женщин и детей, а не для мужчин. Вы не сможете туда пробиться. Так не годится.
– Вот как?
Пинкроуз раздраженно уставился на Грейси. Тот возмущенно смотрел на него. Оба они были охвачены яростью и страхом за себя.
Свет практически померк. В призрачной полутьме иссохшая моложавость Грейси приобрела мертвенный оттенок. Щеки Пинкроуза выглядели серыми и сморщенными, словно кожа рептилии. Видя, что Пинкроуз чуть ли не полыхает от гнева, словно призрак, явившийся прямиком из преисподней, Грейси взял себя в руки и сказал с натянутым дружелюбием:
– Будьте другом, Бен, включите-ка лампу.
Когда стало светло, Грейси словно ожил: он откинулся на спинку шезлонга и объявил:
– Возможно, мне придется воспользоваться эвакуационным рейсом, но, если у меня будет выбор, я решительно откажусь. Средиземное море полно вражеских кораблей, немецких подводных лодок, мин и так далее. Это очень опасное море.
– Вот как, – неуверенно протянул Пинкроуз.
Он собирался что-то сказать, когда в дверь снова постучали, и Грейси радостно объявил:
– Майор, наконец-то!
Дверь приоткрылась, в нее просунулась рука и помахала всем собравшимся. Вслед за ней появилась голова. Широко улыбаясь, майор Куксон поинтересовался комически тоненьким голоском:
– Можно войти?
– Входите же, входите, дорогой мой! – воскликнул Грейси.
Майор принес с собой несколько нарядно упакованных свертков, которые разложил на столике рядом с Грейси.
– Немного лакомств, – сказал он, после чего сделал шаг назад и принялся нежно разглядывать лежащего. – Как мы себя чувствуем?
– Ох уж эти противные итальянцы, – капризно протянул Грейси. – Я так переживаю!
– Не переживайте. Вам не из-за чего переживать. Оставьте эти волнения своим друзьям.
Куксон оказался мужчиной средних лет и среднего роста, с изящным, но непримечательным лицом; его аккуратный темный костюм был застегнут на все пуговицы. Он держался очень скованно. Некоторое время он стоял, сцепив руки, после чего изящно присел на стул и промокнул нос туго скатанным платком.
Арчи Каллард соскочил с кровати, охваченный неожиданным приливом энергии, подбежал к столу и принялся разглядывать и обнюхивать свертки.