— Если они откажутся, метастазы будут распространятся и ей будет становится все хуже и хуже. И может дойти до стадии, когда будет уже нельзя оперировать.
Я опустила глаза и зацепилась взглядом за его руку: гладкая кожа, след от шрама на костяшке. Мои мысли, однако, был в миллионе миль отсюда. Как давно мои родители знали и не говорили мне? Это то, о чем Кота не хотела, чтобы я знала?
— Мне трудно об этом спрашивать, — сказал он мягко, — знаете ли Вы, что-либо о ее прошлом? Ее родителях?
Я покачала головой.
— Я никогда их не видела. Думаю, они еще живы. Она упоминала их несколько раз до болезни. Но, никогда не разговаривала с ними и они не звонили.
Его рука скользнула к моему лицу. Он дотронулся указательным пальцем до моего подбородка и потянул вверх, так, чтоб поймать мой взгляд. От его серых глаз у меня перехватило дыхание.
— Кто-нибудь из твоих родителей когда-либо касался тебя так, как не должны были бы?
Мои щеки запылали.
— Нет, — заверила я так громко, как только позволял мой сорванный голос. — Они никогда не били меня. Я имею ввиду, никогда…
— Я не это имел ввиду, — отозвался он.
— Мистер Блэкборн, — отозвалась я, поднимая на него глаза. Казалось, мое сердце стучит так громко, что он может его услышать. — Самое страшное, что она мне сделала, это вела за руку. Я даже не могу вспомнить последний раз, когда отец касался меня. Его никогда нет рядом, — сглотнула я, — мы не та семья, в которой все близки, мы не касаемся друг друга.
Как он это делает? Стоит ему только взглянуть мне в глаза, как я раскрываю ему свое сердце, делюсь секретами о таких вещах, что даже не представляла, что смогу поделиться с кем-то, кроме Коты.
Он искал в моих глазах ответы на вопросы, которые не задавал вслух. Он убрал руку с моего подбородка и провел кончиком пальца по моей щеке. Его палец был гладкий и теплый, в по телу пробежала дрожь. Неужели он не понимает? Меня вообще никто не касался. Еще пару недель назад ко мне никто не прикасался, и вдруг на меня обрушился шквал мальчишек, которые держали меня за руку, обнимали, обнимали. Никогда в жизни никто так не делал. И, хотя я съеживалась от каждого прикосновения, глубоко внутри я жаждала больше, потому что это было все, чего я была лишена в семье. Должно быть, это не правильно, чувствовать себя таким образом. Я больше не знала, что значит “нормально”. Все, что я читала в книгах или видела по телевизору, не соответствовало тому, что я чувствовала. Каждый раз, когда кто-то из мальчиков выпускал меня из объятий, мне отчаянно хотелось притянуть его обратно к себе. Я просто не знала как сделвть так, чтоб эти объятья не кончались.
И я попыталась сказать глазами все, что хотела сказать им всем, но не хватало смелости. Мой язык танцевал за зубами со словами, которые были почти правильными на вкус, но я знала, что никогда не смогу произнести их вслух. Они подумают, что я сошла с ума. Они не поймут.
Мистер Блэкборн отпустил меня.
— Мисс Соренсон, — тихо сказал он. — Обещаю Вам, если Вы дадите мне шанс, если Вы поверите мне, я сделаю все возможное, чтобы Вы безопасно выбралась из этой ситуации.
— Что Вы имеете в виду? — прошептала я, смущенная его всепоглощающей заботой. Он все еще едва знал меня, но помогал вместе с ребятами подготовиться для встречи с мамой, когда она проснется. Что еще они могут сделать?
Воздух вокруг нас застыл. Были только его стальные глаза, которые, казалось, поглотили меня, как набежавшая волна.
Я заставила себя разжать губы.
— Мистер Блэкборн…
Он вздохнул и отстранился.
— Пока мы не придумаем что-нибудь получше, один из мальчиков останется в доме вместе с Вами.
Мои глаза расширились.
— Как? Их поймают!
— За твоей матерью нужно присматривать, — сказал он, — поговорите с доктором Грином, он расскажет, что нужно сделать. Если она очнется в течение следующих 24 часов, то ее можно оставить дома, но если она не проснется, ее придется отвезти в больницу. Мы поставили ей капельницу. Тот, кто останется с вами, сможет заменить её по мере необходимости, но я хочу, чтобы они научили Вас это делать. Если она будет бодрствовать, Вы должны заменить её сами.
В голове все еще крутилось то, что он сказал минуту назад. Я проглотила вопросы. — Я сделаю все возможное.
— Я знаю, — сказал он и встал, — Норт и Сайлас уже почти закончили. Виктор купит тебе новый телефон. Остальным еще нужно поработать до понедельника.
— Простите, — тихо сказала я и закрыла глаза, чтобы прогнать слезы. Мне было так неловко из-за всего происходящего. Почему-то я чувствовала себя ответственной за то, что втянула их в это. Отвлекла от задания по спасению школы или еще какого-нибудь важного задания Академии, которую они должны были делать. Это казалось более важным, чем мои, а свалилась на них со своими проблемами. — Я сожалею, что принесла вам столько неприятностей.