— Надо писать или не надо? — обернулась к Севке Катя.
— Писать или нет? — прошептала громко Хадия.
— Надо или не надо? — понеслось по рядам.
— Что происходит? Хадия Фирузова!
Хадия встала.
— Чем ты обеспокоена?
— Я не знаю, надо писать или не надо?
— Что писать?
— Кор-рес-пон-ден-цию.
— Ничего не понимаю. Староста, почему в классе шум?
Юз встал, но заговорили все разом. Каждый хотел объяснить, что они не просто шумели, а шумели по делу. Гульчехра Хасановна отошла к окну и принялась смотреть на двор. Пришлось замолчать. Тогда Гульчехра Хасановна вернулась на место и сказала как ни в чём не бывало:
— Староста, что происходит в четвёртом «Б» классе?
— Четвёртый «Б» придумал записывать интересные рассказы. Мы будем записывать всё, что услышим об интересных делах и поступках.
— И наш класс станет знаменитым, и все скажут: «Знаменитый четвёртый «Б», — вставил «возникало» Саттар.
Тут уж Севка не выдержал:
— Совсем не для того. Мы просто хотим, чтобы все узнали про то интересное, что случилось с другими людьми.
— Поняла, — сказала Гульчехра Хасановна. — По-моему, вы придумали хорошо. Осталось решить, что записывать, а что нет. Давайте сделаем так: записывать вы будете только те случаи или события, о которых вам будут рассказывать сами участники. А про то, что мы знаем из книг, записывать не надо, потому что про это уже написали до нас.
— Мы напишем про то, что никто не знает, и станем знаменитыми, — сказал Саттар.
— Оседлал шайтана и поехал по свету, — сказал Анварка.
Все засмеялись.
— Так как же, — спросила Гульчехра Хасановна, — надо или не надо записывать то, что я сейчас рассказываю?
— Не надо!
— А слушать?
— Надо!
— Тогда продолжаю. Итак, у Тимура родился ещё один внук. Ему дали имя Мухаммед Тарагай, но дед пожелал, чтобы его звали Улугбек — «великий правитель». Так его все и звали. Маленьким мальчиком ходил Улугбек с дедом в походы, а когда сам стал правителем, то воевать перестал.
Замолчали военные трубы, свернулись боевые знамёна, перестала литься кровь.
Улугбек получил во владение Самарканд и правил им ровно сорок лет, с тысяча четыреста девятого по тысяча четыреста сорок девятый год.
Правитель вёл обычную жизнь феодала — устраивал шумные пиры, пышные выезды, охоты. Но вместе с тем он любил науку и стремился к знаниям. При его дворе жили математики, астрономы, поэты, врачи. Они писали книги, вели занятия в медресе, то есть в школах. Просвещённый владыка был явлением очень редким, и потому один из придворных поэтов написал: «Небо должно ещё много раз совершить кругооборот, прежде чем оно создаст такого учёного правителя». Улугбек и сам писал стихи. Но особенно много времени он уделял занятиям арифметикой, геометрией и астрономией. По его приказу была построена обсерватория. Она считалась лучшей для своего времени. Развалины обсерватории до сих пор возвышаются на одном из самаркандских холмов, в четырёх километрах от города.
Что тебе, Клюев?
— Я хочу сказать: когда мы проходили Древнюю Русь, нам Вера Степановна тоже очень интересно рассказывала про Новгород, а потом мы взяли и поехали туда. И всё увидели своими глазами.
— В тебе есть задатки организатора, — усмехнувшись, сказала Гульчехра Хасановна.
— Ага, — согласился Севка. — Однажды я организовал экскурсию в Рыцарский зал. Мы ходили туда всем классом, и мой папа рассказывал про оружие. Ещё я организовал мальчишек нашего двора стоять на голове. Сначала никто не умел, а потом все научились.
— Прекрасно. Скажи, пожалуйста, сколько километров от Ленинграда до Новгорода?
— Сто восемьдесят.
— Сколько часов вы ехали?
— Три часа.
— А от нас до Самарканда гораздо больше, да не по низине, а по горам, серпантином.
— Поедем! Пожалуйста, поедем! Мы не устанем! — закричал четвёртый «Б».
Тут зазвенел звонок. И хотя ребята изо всех сил пытались удержать Гульчехру Хасановну, она сказала, что у неё дела, и вышла из класса.
На перемене Севка должен был показать, как он делает стойку. Севка не любил, чтоб его долго просили. Он с разбега встал на три точки, замахал в воздухе ногами и запел «кверхногамную» песенку: