— Мы так и решили — не иначе археологи сквозь землю движутся. Жанетта хвостом виляла, говорила: «Не беспокойся, свои идут». Ну, вы хоть и свои, да по реке государственная граница проходит, поэтому прошу вас, товарищи, вернуться к месту ваших обычных работ и не появляться здесь без специального разрешения.
Пока Володя говорил, Лёня успел шепнуть Севке:
— Смотри, Афганистан. Видишь их сторожевые вышки?
— Вижу! — крикнул Севка. Он хотел крикнуть ещё что-то, но был за ноги втянут в пещеру.
— До свидания, — сказал Володя им вслед.
— До свидания, до встречи на заставе.
Обратный путь они проделали значительно быстрее. Коридор теперь не казался таким мрачным, а свод таким низким, и даже скелет выглядел не таким уж страшным.
Дома, лишь только Севка сунулся в ичкари, его перехватил старик Садулла.
— Салам алейкум, молодой археолог.
— Салам, салам.
— У доброй вести быстрые ноги. Говорят, вы сквозь землю прошли, до самой реки дошли.
— Ой, некогда мне, Садулла Насырович. Наши воды ждут. Мыться надо.
— Что нашли под землёй?
— Ничего не нашли. Пустой коридор — ни надписей, ни росписей, ни одной находки.
Любопытный был этот старик, поэтому Севка, на всякий случай, не стал рассказывать ему про скелет.
Но своим он, конечно, рассказал. Сразу же после обеда помчался к Катьке, а не застав её дома, помчался к Кариму.
Карим жил у той самой Анзират, которая когда-то вышла замуж за молодого пулемётчика. С тех пор прошло много лет, и Анзират, конечно, состарилась, но бабушкой её всё равно никто не называл. Была она быстрая и весёлая, и глаза у неё были совсем молодые.
«Когда Анзират Зиямовна смеётся, всем на белом свете становится хорошо», — говорила Катька.
Севка с ней соглашался. Это был один из немногих случаев, когда он соглашался с Катькой. Обычно они всегда спорили.
Как Севка и предполагал, Катька с Карлсоном были у Карима.
Карим рисовал натюрморт — поднос с изюмом и три пиалы. Катька сидела просто так.
— Гостя ждёте? — спросил Севка, входя в мехмонхону.
— Тебя ждём. Снимай кеды, садись, — ответил Карим.
— А где апа?
— У неё люди.
Анзират Зиямовна была депутатом Горсовета, к ней все ходили за делом и без дела — поговорить, посоветоваться.
— Вечно люди, — пробурчал Севка, огорчившись, что апа не услышит, как он будет рассказывать про скелет.
— Анзират-апа говорит, что если не для людей, для чего тогда жить? Нашли сегодня чего-нибудь?
— Ещё какую находку нашли!
Севка стал рассказывать про чёрный коридор, и про скелет, и про то, как Борис Яковлевич разговаривал с мертвецом. В лицах всё рассказывал, прямо — артист.
— Кто ты, приятель? — выл он страшным голосом. — Скажи, кто ты? Умер ли ты от древнего вирусного гриппа, или перерезали тебе глотку от уха до уха?
— Ничего не от древнего гриппа, а просто от пуль, — перебила Катька. Весь рассказ испортила.
— Ты откуда знаешь?
— Просто умею рассуждать логично.
— Интересно…
— Интересно, так слушай. Если бы этот человек умер от древнего гриппа в древние времена, то монахи похоронили бы его, а не оставили валяться посреди коридора. Логично? Вот и значит, что его убили в новое время.
— Логично, да не очень. Монахи покинули монастырь давным-давно, ещё в третьем веке, а потом туда приходили всякие люди — торговцы и так, путешественники, вроде туристов. Они считали Сары-Тепе святым местом. Вот один такой пришёл молиться, забрался в коридор и умер. Может быть, никто и не знал, что он там валяется, раз в монастыре никто не жил. Это тебе логично?
— Логично, да не очень. Если никто не жил, то кто ж перегородил коридор? Ты же сам сказал, что Борис Яковлевич сказал, что стена новая. Кто её сделал?
— Не знаю.
— Не знаешь, а споришь.
— Про стенку не знаю, а про скелет знаю. Мне Борис Яковлевич разрешил списать, что он про мертвеца в своём археологическом дневнике написал.
Севка стал читать: «Скелет лежит на спине, головой к востоку. Сохранность костей хорошая. Анатомический порядок выдержан. Глазницы большие, их форма круглая, лоб резко выпуклый. Кости скелета крупные, полностью сформированы. Суставные поверхности без признаков старения. По размерам костей и черепа скелет принадлежал мужчине. Отсутствие признаков старения суставов, полная сохранность черепных швов позволяет определить его возраст в тридцать — тридцать пять лет».
— Ин-те-рес-но, — протянула Катька, когда Севка закончил читать.