— Вы что, поссорились, что ли? — спросил Севка, переводя взгляд с одного на другого.
— Ого, путешественник вернулся, — сказал Борис Яковлевич, — ну, рассказывай.
— Я-то расскажу, а вы-то что, поссорились, что ли?
— Не поссорились, а расстроились. Татьяна Васильевна руку сломала, — сказал Андрей Петрович.
— Споткнулась о ровное место, — сказала Нина Георгиевна.
— Врачи упаковали руку в гипс, дядь-Боря упаковал Татьяну Васильевну в самолёт и отправил в Ленинград, — сказал Лёня.
— Жалко Татьяну Васильевну, — сказала Лидочка, — и экспедиция теперь без художника.
— И как раз сейчас, когда обнаружены новые росписи, — со вздохом сказал Борис Яковлевич.
— Дядь-Борь, да выпишите из Ленинграда другого «мазилу», и дело с концом, — тоже со вздохом сказал Леонид. Ему здорово надоела эта тема.
— Не успеем, Лёня. Пока найдём, пока пропуск оформят. Копать-то нам осталось меньше месяца. — Борис Яковлевич снова вздохнул, потом помолчал, потом посмотрел на Севкиного папу:
— Андрей-ака, в армии тебя рисовать не учили?
Военную службу Андрей Петрович проходил в топографических войсках. Поэтому в экспедиции он не только готовил обеды, но и делал замеры, и рисовал срезы холмов.
— Нет, — ответил за папу Севка. — Рисовать отец не умеет. Пистолеты он, правда, здорово рисует, зато больше ничего не умеет. — Севка тоже вздохнул.
И тут (с ним это вообще случалось довольно часто) его как осенит:
— Придумал! — заорал он. — Есть художник! В нашем классе учится. Он овец рисует, и Катьку, и Карлсона, и облака.
— Севка, — сказал Андрей Петрович, — не шуми, пожалуйста. Карим не сможет делать точные прорисовки стен.
— А вот и сможет. Сделал же он для стенгазеты точную прорисовку космического корабля.
— Иди поешь, парень, — сказала Нина Георгиевна. — Тебе в термосе ужин оставлен.
Севка давным-давно заметил, что взрослые сначала не обращают внимания на то, что им говорят дети, а потом спохватываются. Так вышло и на этот раз. Вечером его чуть ли не высмеяли, когда он сказал про Карима, а на другой день Борис Яковлевич как миленький явился в школу и осматривал выставку акварелей. Потом, во время перемены, он отыскал Карима. Катя и Сева подошли сами.
— Скажи, пожалуйста, Карим, ты бы мог скопировать это? — Борис Яковлевич протянул Кариму фотографию. На ней был невзрачный цветок, похожий на маленькую дыньку. И стебелёк, как хвостик у дыньки, а вместо лепестков — кривые треугольники.
— Ну и цветок, — сказала Катька. — Да он вам в сто раз лучше нарисует.
Борис Яковлевич даже испугался:
— Мне лучше не надо. Рисунок должен быть точной копией того, что сделал древний художник.
— Я понимаю, Борис Яковлевич, — сказал Карим. — Наверное, смогу. Я срисовывал с картинок породы овец, дедушка говорил, что даже шерсть получалась точь-в-точь. А ты, Катя, плохо рассмотрела — цветок красивый.
— Конечно, он очень красивый, — горячо начала Тоня-Соня. — Это бутон лотоса. Он собрал вместе свои лепестки, чтобы потом на рассвете их распустить.
Борис Яковлевич с удивлением поднял глаза. Он не заметил, как их небольшую группу окружили ребята.
— Правильно, бутон, — кивнул он Тоне-Соне.
Катька закусила губу — она терпеть не могла попадать впросак.
— Всё равно фотография точнее рисунка, — сказал Саттар. — Борис Яковлевич, давайте делать фотографии.
— Дорог совет старца — сверстника твоего отца, — не удержался Анвар.
— Фотографии мы тоже делаем. Только, понимаете, настенные росписи дошли до нас очень попорченными — все в пятнах, в трещинах. Иногда просто трудно различить, где линия рисунка, а где трещина лопнувшей штукатурки. Художник отберёт и срисует правильно, а фотоаппарат сфотографирует всё без разбору. Вот почему непременно надо делать прорисовки, ведь на месте виднее, как расположен узор.
Борис Яковлевич говорил с ребятами, словно со взрослыми. Всем это очень понравилось. К концу разговора четвёртый «Б» осмелел настолько, что стал проситься на экскурсию в Сары-Тепе.
— Пятые классы возили, шестые возили, а мы всё маленькие да маленькие!
— Хоп, — сказал Борис Яковлевич, — готовьте фонарики — поговорю на заставе.
Потом состоялись переговоры «на высшем уровне», в результате которых Севка долго кричал «ура»: Борис Яковлевич с разрешения Гульчехры Хасановны зачислил Карима Юлдашева в состав экспедиции без отрыва от школы.