– Той, например, что все вороны черные.
– Вот именно.
Изабелла вскинула глаза на Иана. Он говорил, отвернувшись и глядя в окно. А на улице как раз остановился автобус, и из него вышли двое. Женщина средних лет в пальто, слишком теплом для летнего дня, и девушка в футболке с полинявшим от стирки рисунком на груди.
– Вы встревожены, – заметила Изабелла. – С вами все в порядке?
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
– Я наткнулся на эту цитату из Джеймса, читая специальный журнал. Это было недавно. И совпало с моими раздумьями.
Изабелла молча ждала продолжения. Он взял газету, сложил ее еще раз и провел ногтем по сгибу.
– Цитата была приведена во вступлении к статье о глубинных психологических проблемах, связанных с трансплантацией органов. Тема, как легко догадаться, мне близкая.
– Думаю, это серьезная проблема. – Изабелла поняла, что нужно его подбодрить. – Такая операция должна влиять на все системы организма. Впрочем, как и любое хирургическое вмешательство.
– Да, разумеется. Но в статье говорилось об одном специфическом моменте – о клеточной памяти.
Изабелла ждала объяснений, но он замолчал и взглянул на часы.
– Простите, мне нужно торопиться. Должен был встретиться с женой уже десять минут назад. А ведь ей возвращаться в офис, я не могу ее задерживать.
– Само собой, – ответила Изабелла.
Иан поднялся, взял газету и пустую тарелочку из-под салата.
– Мог бы я как-нибудь поговорить с вами об этом? Обсудить эту тему? Можно?
Тон был таким просительным, что Изабелла не смогла бы отказаться, даже если б и захотела. Но ей и самой уже сделалось любопытно. Любопытство было одной из ее слабостей, свойством, которое часто заставляло ее вмешиваться в дела других людей и которому она никогда не умела сопротивляться. Оно заставило сказать: «Да, конечно же». Изабелла записала свой телефонный номер на полях газеты и предложила Иану позвонить и прийти посидеть за бокалом вина, если, конечно, врачи позволяют.
– Позволяют. Но только если бокал с наперсток.
– Такой, как вам подадут в Абердине.
– В точку, – улыбнулся он. – Я сам родом из Абердина.
– Простите. – Изабелла смешалась. – Я всегда знала, что абердинцы очень гостеприимны.
– Возможно, мы и гостеприимны, но на свой бережливый манер. Нет, если говорить серьезно, рюмка-другая вина мне не заказана. А вот шоколад исключен полностью. И с этим трудно мириться. Даже думать о шоколаде – пытка. Рот сразу наполняется слюной.
– Шоколад – пища для философских размышлений, – кивнула Изабелла. – Помогает понять природу искушений и механизм самоконтроля. Если вдуматься, то о нем можно сказать многое. Да, шоколад – замечательный предмет для испытаний. Вы согласны?
Вторая половина дня прошла, как и первая, в круговерти. Опуская ставни и запирая входную дверь, Изабелла снова чувствовала смертельную усталость. Эдди ушел на несколько минут раньше, пробормотав объяснение, суть которого было не уловить, и закрывать магазин пришлось ей. Изабелла взглянула на часы: уже семь, а она так и не позвонила Джейми. Позвонить сейчас? А если у него Луиза? При ней ему будет трудно разговаривать, конечно, если он вообще захочет говорить. Вчерашний вечер был таким ужасным. После того как Изабелла, допустив непростительную ошибку, уколола Луизу вопросом о муже, та ничего не ответила и примолкла. И все-таки, думалось Изабелла, тактика была верной. Хотя Луиза и хранила скучающий вид, ее мнение о хозяйке явно переменилось. А Джейми пришел в замешательство. Залпом допив вино, он сказал, что им нужно торопиться в Балерно. Прощание вышло быстрым и скомканным.
Оставшись одна, Изабелла пожалела о своей грубости, потому что поставить гостью в неловкое положение – грубость, даже если гостья сама тебя к этому подтолкнула. Жалкий поступок, и выигрыша от него, скорее всего, не будет. Узы дружбы могут казаться прочными, но разорвать их не слишком трудно, перечеркнув все ожидания. Друга можно забросить или даже подвести, но сознательно причинять другу боль нельзя.
Тянуть с извинениями не годилось. Изабелла помнила, как ее отец воспринял извинения Японии перед Китаем за зверства в Маньчжурии. «Извиняться спустя сорок лет немного поздновато, – протянул он и добавил задумчиво: – Но почему-то с извинениями часто не торопятся».
Изабелла подошла к телефону.
– Джейми?
Легкое замешательство на другом конце провода, нежелание откликаться, легкая пауза, означающая «ах, это вы…»
– Я слушаю.
Она набрала полные легкие воздуха.
– Вы, вероятно, понимаете, почему я звоню. Снова короткое молчание. Конечно он понимает.
– Нет.
– Я по поводу вчерашнего вечера и моего безобразного поведения. Хочу сказать только одно: извините. Не понимаю, что на меня нашло. Ревность, наверное.
– А с чего вам ревновать? – изумленно откликнулся он.
Он не знает, пронеслось у нее в голове. Он понятия не имеет. И мне следовало бы догадаться об этом раньше.
– Видите ли, мне дорога ваша дружба, – сказала она. – В новых людях часто видишь угрозу дружеским отношениям, и я подумала… да, признаюсь, я подумала, что Луиза, которой я абсолютно не интересна, захочет вычеркнуть меня из вашей жизни. Именно так я чувствовала. Вы понимаете?
Она замолчала. Слышала, как он дышит. Оба выжидали, не понимая, чья очередь говорить.
– Никто никого не вычеркнет, – наконец произнес Джейми. – Вчера вечером все пошло неудачно. И вы тут ни при чем. Мы уже были на грани ссоры. А потом все повернулось еще хуже. И, боюсь, разладилось окончательно.
Изабелла запрокинула голову. На такое она не могла и надеяться, хотя подсознательно именно этого и желала. И все произошло гораздо раньше, чем представлялось возможным. Что ж, людям случается и влюбляться, и остывать очень быстро. Иногда нескольких минут достаточно.
– Как жаль, – тихо проговорила Изабелла. – Мне очень жаль.
– Ничуть вам не жаль, – резко ответил Джейми.
– Да, это правда, – согласилась Изабелла. – Не жаль. – Она сделала паузу. – Вы скоро найдете другую. На свете масса девушек.
– Мне они не нужны, – отрезал Джейми. – Мне нужна Кэт.
Глава восьмая
– А Сальваторе? – выспрашивала Изабелла. – Расскажи мне о Сальваторе. – Очарователен. – Кэт ничуть не смутилась. – Как раз такой, как я и говорила.
Они сидели у Изабеллы, в садовом домике на заднем дворе. Кэт только что вернулась из Италии. День был необычайно жаркий для Эдинбурга, где погода непредсказуема, а неожиданное тепло воспринимается как благо. Изабелла привыкла к этому, и хотя она жаловалась, как все, что небо вечно прячется за облаками, умеренный климат севера нравился ей гораздо больше средиземноморского. По отношению человека к погоде можно судить о многом, считала она. И даже Оден писал об этом. Терпимые люди, подметил он, терпимы и к погоде, безжалостные – безжалостны к ней.
А вот Кэт – настоящий гелиофил, подумала Изабелла, если можно так назвать солнцепоклонницу. Италия летом должна подойти ей идеально: короткие тени, сухой ветерок. Кэт обожала пляжи и теплое море, на Изабеллу они нагоняли скуку. Сидеть часами под зонтиком, служить приманкой для всякой мошкары – ну разве это не пытка? И еще: почему на пляже не разговаривают? Сидят, лежат, читают, но никогда не беседуют. Да, пожалуй, что так.
Вспомнилось, как давным-давно, еще не утратив восторга перед Джорджтауном, она поехала вместе с теткой по матери, живущей в Палм-Бич, на Багамы. Повинуясь минутному настроению, тетка купила квартиру в Нассау и раз-два в год наведывалась туда. У нее там составился круг друзей – партнеров по бриджу (бежав от уплаты налогов, они теперь дико скучали). Устраивались вечеринки, и Изабелла познакомилась с этой компанией. Всем им нечего было сказать друг другу, и о них тоже нечего было сказать. Как-то раз в гостях у супругов – любителей бриджа ее охватило чувство экзистенциального ужаса. Полы в доме были затянуты белым паласом, и мебель была белая, из-за чего резко бросалось в глаза отсутствие книг. Гости с хозяевами сидели на террасе, расположенной прямо над маленьким частным пляжем, смотрели на океан и молчали: придумать, о чем бы поговорить, не мог никто.