VIII
Вечером в главном сборочном цехе, который был самым большим из всех цехов на заводе, состоялось общее собрание училища. Я тоже пошел, хотя чувствовал себя неважно и Зина уговаривала меня лежать.
— Я пойду на собрание и расскажу тебе все, что там будут говорить, — сказала она, поставив на тумбочку возле моей постели ужин и горячий чай.
Еще раньше забегал Коля. Сказал, что ребята прямо с работы идут на собрание и он забежал только на минутку узнать, как я себя чувствую. Днем он никак не мог выбраться. Столько дел, что даже минуты нет свободной. Зато вечером после собрания он снова зайдет, и, наверное, не один. Ребята все спрашивают про меня, беспокоятся и хотят проведать, тогда и расскажут, что будут говорить на собрании. Но как только Коля ушел, я потихоньку поднялся. Надел свою одежду, которая висела на стуле. И гимнастерка и брюки были вычищены и отглажены. Это, конечно, Зина постаралась. Я и не заметил, когда она успела все сделать.
Завод находился совсем близко. Наше училище примыкало к заводским корпусам.
Собрание уже началось. Когда я вошел, сборочный цех был набит битком. Все наши мастера и начальство стояли на балконе у потолка над главным входом. Вдоль ограды балкона висел огромный транспарант, на котором большими буквами было написано: «Все силы на разгром врага!» Эти слова я хорошо знал. Они были самыми главными в нашей жизни за последнее время. Мы помнили о них, когда оставались работать вторую смену и гнали от себя усталость, и тогда, когда дежурили на крыше, и когда рыли траншеи для убежища. И теперь тоже они невольно бросались в глаза, и, наверное, каждый из нас, прочитав их, становился как-то собранней и готов был работать хоть круглые сутки и выполнять любое задание, лишь бы враг был и в самом деле разгромлен.
Ребята-ремесленники сидели где попало — кто на верстаках, кто на столе конвейера. И тут я вдруг понял, что в самом начале показалось мне не совсем обычным в цехе: конвейер стоял. А я всегда, когда мне приходилось бывать в сборочном цехе, видел его в движении.
Выступал директор. Голос у него негромкий, но его хорошо слышно, потому что в огромном цехе удивительно тихо. Директор говорит о том, что враг подошел к границам нашей республики.
Кто-то крикнул:
— Не видать им Дагестана как своих ушей!
А до меня вдруг дошло, что фашисты и в самом деле подошли к границам Дагестана. До сих пор, хотя я читал газеты и следил, как и все ребята, за положением на фронтах, мне все еще казалось, что война идет где-то далеко. Там сражался мой брат Али, сражался отважно и мужественно до самого конца и пал смертью храбрых, как настоящий джигит. Там сражается мой отец и другие мужчины из нашего аула. Но все же это происходит где-то далеко на фронте, а здесь у нас — тыл. И вдруг я понял, что фронт теперь проходит совсем близко, не сегодня-завтра пройдет по нашему городу. Неужели фашисты пройдут по нашим улицам, будут топтать их своими сапожищами, разместятся в училище, захватят завод. «Они и в горы могут прийти, в наш аул», — мелькнуло у меня. Как же так? Нет! Нет! Нет! Никогда! Наверное, не я один так думал, потому что несколько голосов одновременно крикнуло это слово:
— Никогда! — И все, не сговариваясь, дружно подхватили его.
— Я вас понимаю, товарищи, — сказал замполит, вытирая со лба пот. — Конечно, никто не хочет, чтобы фашистские изверги топтали нашу землю, разрушали наши города и аулы, грабили и убивали. Но мы должны смотреть правде в глаза. — Голос его вдруг прервался. Но замполит пересилил себя и продолжал: — Сейчас перед нами стоит очень тяжелая задача, тяжелая не только физически. Как бы ни было больно нашим сердцам, мы должны выполнить ее.
Цех снова замер и затаил дыхание. Что он скажет? Какая задача?
Казалось, замполит говорит слишком медленно. И все, подняв головы, смотрели на балкон.
— Мы много сделали для нашей армии, всеми силами старались помочь ей в борьбе с врагом. Вы все здесь сидящие, все до одного человека, старались, работали, чтобы вооружить нашу армию техникой и боеприпасами. Вы не считались со временем, недосыпали, но выполняли и перевыполняли норму. Но так случилось, что десятки тысяч деталей, которые были сделаны вашими руками, которые стоили вам стольких бессонных ночей, остались неиспользованными. У нас нет времени закончить сборку, нет возможности отправить законченную продукцию на фронт нашим бойцам. Мы должны уйти, уйти далеко от берегов Каспийского моря. И если фашисты прорвутся сюда, то они захватят и нашу продукцию. Мы не можем допустить этого. Вы и сами понимаете, что это было бы двойным ударом для нашей армии. Поэтому, товарищи, после долгих обсуждений мы пришли к выводу, что детали нужно уничтожить, уничтожить все до единой, чтобы они не достались врагу. Пусть пропадут наши труды, но враг не получит их.