Леня смеется:
— Представляю себе Ису и Гамида. Подышать, значит, захотели? Вот умора! А Петрович, значит, всыпал им по первое число? Представляю.
В следующее свое посещение я опять сообщаю Лене:
— Идут побелочные работы. Белят и красят стены. Котел-барабан оделся в белый известковый покров. Он теперь будто в гипсовой рубахе.
Леня кивает головой. Ему понятно. И я теперь тоже знаю, что означает слово «гипс». На соседних с Леней кроватях лежат другие больные. У кого рука в гипсе, у кого нога. Вот прыгает на костылях молодой парень. Нога у него согнута в колене и кажется, что он с трудом таскает ее за собой — громоздкую и неуклюжую. Но врач обещает, что все заживет и парень будет ходить по-прежнему.
— Даже танцевать буду, — говорит он мне, подмигивая.
У его соседа-старика на повязке прибинтованная к груди гипсовая рука.
Наконец я сообщаю Лене самую радостную весть: уже устанавливают станки. Скоро новый цех войдет в строй. Везде чисто. Рабочие площадки похожи на красивые балконы. В цехе светло. А вентиляторы такие сильные, что кажется, внутри прохладней и лучше воздух, чем на улице.
Над корпусом поднялась новая труба. Пятая по счету, та самая, о которой когда-то говорил Петрович.
На заводе был митинг. Все собрались во дворе. Выступал Петрович. Он сказал, что вместе с местными рабочими трудились и эвакуированные, и трудились на совесть. Назвал он и нас. А еще он сказал, что теперь мы можем вернуться к своим прежним профессиям. Пока поработать здесь на заводе, а потом если захотим, то и вовсе остаться. Ну, а те, кто решил быть строителем — газорезчики, сварщики, монтажники, — могут ехать с ним на новое большое строительство. Он с удовольствием возьмет их. «Старые кадры», — сказал Петрович. Нам было очень приятно услышать, что «старые кадры» — это мы. А еще приятно, что мы и в самом деле что-то сделали для страны, хотя и не выпускали в это время оружия для фронта.
В общежитии теперь обсуждается вопрос, кто кем будет. Одни ребята решили вернуться к старым профессиям, которым выучились в училище. А другие думают стать строителями. Например, Гамид. Он хочет уехать на большую стройку с Петровичем. И Салимат уговаривает тоже ехать.
— Они, наверное, поженятся, — сказала мне Зина. — И комнату на стройке скорей получат.
Я очень удивился. Ну правда, что это они выдумали? Зачем им нужно жениться, зачем им нужна комната, когда так весело жить вместе в общежитии.
А Зина засмеялась и сказала:
— Какой ты еще глупый, Мамед!
Я обиделся и ответил:
— Не глупей других. Меня тоже Петрович называл, когда перечислял тех, кто хорошо работал. Значит, неглупый.
Зина не стала спорить. Только посмотрела на меня и засмеялась. И чего смеется? Просто так, наверное. Она вообще-то хохотушка.
— А ты куда? — спросил я однажды Леню.
— Мы с Валей поедем домой. То есть вернемся, — поправил он сам себя. — Подождем, пока придет с фронта Валин отец. Чтобы Зину одну не оставлять. А потом посмотрим, может, тоже куда-нибудь уедем. Только я не хочу быть строителем. Я буду работать на заводе, в кузнечном. А потом пойду учиться. У меня ведь девять классов. Кончу в вечерней школе десятый. Валя говорит, чтобы я поступал в институт.
В институт — это, конечно, хорошо. И я одобрял Лёнино решение. Не нравилось мне только, что он каждый раз повторял: «Валя считает, Валя сказала». Как будто у него своей головы нет. А еще мне было обидно, что Леня вроде бы забыл про меня. Не интересуется, что думаю делать я. Но Леня, словно угадав мои мысли, сказал:
— Ты, по-моему, правильно решил — возвращаться. Будешь фрезеровщиком. Очень хорошая специальность.
Я удивился, откуда он знает.
— А вот знаю. Умею читать мысли на расстоянии, — отшучивался Леня. Потом он признался: — Зина говорила. Мы с Валей подумали и решили, что ты поступаешь правильно. И учиться тебе тоже надо.
«Опять «мы с Валей»!» — подумал я. Но все же мне было приятно, что Леня помнил обо мне, что они с Валей и Зиной говорили о моих делах.
— А Коля здесь хочет остаться, — сказал я Лене. — Говорит: «Приятно работать на заводе, который сам строил». Правда, он хотел сначала в армию — ему уже восемнадцать. Но его не взяли. Заводу нужны квалифицированные рабочие. Да скоро и война кончится.
— Кончится, — кивнул Леня, — Гитлеру капут, это ясно. Но я еще успею. Мне скоро тоже восемнадцать.
Мы замолчали. Несмотря на то что все выходило правильно и хорошо, мне было грустно. Жили столько времени вместе. А теперь надо расставаться. Все разъедутся по разным городам.