— Ну, мы с тобой будем жить недалеко друг от друга, — сказал Леня. — И видеться будем. Ты ведь будешь приходить в гости?
— К кому, — спросил я, — к тебе?
— К Зине, — смеясь отвечал Леня. — Ну и ко мне, конечно, — поспешно добавил он, заметив, что я нахмурился.
Когда я вернулся в общежитие, там было пусто. Даже свет не горел. Вечер был на редкость теплый и тихий, и те, кто не работали в вечернюю смену, наверное, пошли гулять. Я подошел к своей постели, не раздеваясь прилег на нее. Лежал и думал, сам не знаю, о чем, обо всем сразу: и о том, что говорил Леня, и о доме. Вот мама обрадуется, когда я приеду! И братишка тоже. Мама пишет, что он очень вырос и стал теперь почти таким, каким был я, когда уехал в училище. Но я никак не мог представить себе Ахмеда большим. Вдруг я услышал вздох. Кто-то заворочался в постели.
— Кто там? — спросил я, поднимаясь.
— Это я, — отвечал голос Исы. Оказывается, он был дома, только света не стал зажигать.
— Ты чего сидишь в темноте? — спросил я его.
— Так просто, — отвечал Иса.
Но я понял: грустно ему. Гамид ушел с Салимат в кино. Валя отправилась к Лене. Коля собрался в гости к девушке, которую мы часто видели с ним. Она не из нашего училища, местная. Работает на заводе, откуда на фронт ушел ее отец. Так все разбрелись кто куда, а Ису с собой не позвали.
— Знаешь что, — сказал я Исе, — поедем ко мне в аул. Поживем у нас, а потом вернемся в город — на завод.
— Поедем, — сказал Иса. — Только тогда и к моей маме заедем. Она в Ставрополе живет. У меня хорошая мама.
— Поедем, — сказал я. — А потом будем жить в общежитии. И жениться не будем, — добавил я.
— Не будем, — сказал Иса.
Накануне майских праздников Леню наконец выписали из больницы. Встречать его мы поехали все вместе. Везли ему костюм, который привели в порядок и отгладили девушки, и еще везли цветы, вернее, зеленые ветки с пушистыми комочками вместо листьев. Зина сказала, что они называются «верба». Я таких цветов раньше никогда не видел. Они у нас не растут.
Мы ждали в больничном садике, а Валя вошла и передала костюм для Лени нянечке. Так называли женщину в белом халате, передававшую больным записки и продукты, которые им приносили из дому, когда посетителей не пускали в палату. Мне сначала казалось странным, что ее так называют. Ведь няня ухаживает за детьми. Так мне, по крайней мере, казалось. А тут детей нет. Вернее, есть, но лежат они в другом крыле. Когда мы приходили, то видели, как они выглядывают в окна и что-то кричат. А потом я видел, как эта женщина убирала палату, мыла полы, поправляла постели. Она была старенькая и добрая. И я один раз осмелился спросить, почему ее называют няней. Она не рассердилась и ответила:
— А как же иначе? Ведь больной — тоже малый ребенок. За ним ходить нужно. А я уже скоро тридцать лет с больными. Сколько через мои руки народу прошло! Всех и не упомнишь. Иной раз на улице кто поклонится, а я и не признаю. «Неужели не помните? — спросит. — Я у вас прошлый год лежал. Койка возле окна. Вторая палата». А мало ли их вот на этой койке возле окна лежало! Да и вид у человека совсем другой, когда он здоров и в своей одежке по улице идет. «Не обижайся, милый, говорю, память подводит. Главное, что здоров, вот это мне в радость».
И вот теперь няня взяла Лёнин костюм и сказала:
— Ждите, сейчас вылетит сокол. Это тот, что горел? Знаю, знаю. Сто лет будет жить.
Примерно через полчаса вышел Леня. Он как-то изменился за время болезни: не то похудел, не то потолстел, сразу и не поймешь. Вот лицо — бледное, это сразу видно. Да еще белый рубец на лице выделяется, будто шрам, словно наш Леня был ранен на фронте. Те, кто не знает, пусть так и думают. Потому что Леня наш хоть и не был на фронте, а настоящий герой. Один букет вербы мы тут же вручили Лене. Он держал его в руках и не знал, что делать. А потом подошел к няне и отдал ей. А с другим букетом Валя попросила, чтобы ее пропустили к врачу. Но он сам вышел к нам. Валя отдала ему букет. А мы все хором закричали:
— Спасибо!
— И зам спасибо, ребята, за букет, а главное, за то, что вы хорошие друзья.
— А почему нас в доноры не взяли? — спросила Салимат. — Мы хотели кровь сдать, а у нас не взяли.
— Так вам же сказали почему, — ответил доктор. — Потому что вы еще малы. Организм не окреп. Вот исполнится восемнадцать, тогда приходите. А впрочем, к тому времени, будем надеяться, кончится война и ваша кровь не понадобится. Правда, и в мирное время нужны доноры. Но не так много, как сейчас, когда столько раненых.