Платов Второй взглянул на деда Илью. Но дед смотрел только на Илюшу.
— Ладно, — решил дед. — Пойдёмте в мою каморку. Умойтесь с дороги, молоком напою с мёдом. А то мне и на стройку пора, некогда мне тут с вами.
— И я с тобой схожу, посмотрю на твою стройку, — сказал Платов Второй.
— Иди смотри, — ответил дед.
— А я тоже, — сказал Илюша. — Только сперва надо шофёра выручить.
— Шофёра твоего я уже выручил, — сказал Платов Второй. — Дал ему подходящую детальку, он её приспособил. Велел тебе привет передавать, уехал. — Платов Второй положил руку на плечо сына: — Слушай, Илья, в другой раз, прежде чем пускаться в путь, всё же посоветуйся с нами: с бабой Таней, с дедом Ильёй, со мной…
— Ладно, — пообещал Илюша. — А как мне с дедом советоваться, когда он далеко?
Платов Второй зорко глянул на деда Илью:
— Дед будет с нами. Верно я говорю, отец?
— Колбасы, что ли, зайти в магазин купить? А то чем вас кормить, незваных гостей? — сказал дед.
…Они мылись студёной водой из колодца. Жарили колбасу на чугунной сковородке, разбивали яйца ножом сразу на две половинки, как настоящие повара. Распрекрасная вышла яичница! Пили молоко с плюшками — дед купил.
Потом ходили на стройку, лазали по лесам, здоровались за руку с дедушкиными учениками, со всей школой-бригадой. Илюша тоже здоровался. Ученики почти все были новые, незнакомые Илюше. Поэтому, когда Семёнов Николай ухмыльнулся ему по-свойски, как старому приятелю, Илюше это очень понравилось.
— А где Рыжик? — спросил у него Илюша.
— Фьють! — присвистнул Семёнов Николай. — Нет Рыжика, — коротко сказал он.
Дед Илья дал своей школе-бригаде задание и сказал, что вернётся через два часа и проверит, кто как старался.
И они все втроём — три Ильи — ушли далеко за околицу, в луга.
— Да где ж Рыжик? — опять спросил Илюша.
Дед уголком глаза глянул в сторону Платова Второго, помолчав, ответил:
— Отправил я его.
— Да куда? — не отставал Илюша.
— К твоему отцу на стройку. Учится Рыжик. Монтажником будет.
Илюша увидал, как батя живо повернулся к деду:
— Отец…
Но дед продолжал говорить своё. И говорил он только Илюше:
— И ещё двоих отправил. Лучших. А сам вот набрал новых, несмышлёнышей. Ничего, тоже хорошие ребята, тоже мастерами станут.
Дед Илья говорил громко и весело. Как-то даже слишком весело. Илюше вдруг показалось: затем так и говорит, чтоб никто не заметил, как ему грустно, как он тоскует без Рыжика. И наверное, без Илюши тоже.
Илюша сунул свой кулак в руку деду, и дальше они всё время шли вместе. В роще, на прогалине, решили отдохнуть. Отец ходил вдоль поляны, курил и думал. А Илюша с дедом сели под берёзой. Дед молчал. Илюша положил голову ему на колени и тоже стал думать о всяком разном. Лежал и глядел вверх. Видел над собой небо, видел обросший седой щетиной дедов подбородок.
— Деда, — спросил он, — ты до скольких слонов тогда досчитал?
— Каких слонов? — удивился дед.
— Ну, тогда, ещё давно… После, как подкову гнули… На берегу, у нас дома… ты всё считал и считал… Ну, помнишь?
И дед вспомнил. И Таиску он тоже вспомнил с её слонами.
Он долгим, внимательным взглядом поглядел в широко распахнутые Илюшины глаза.
— Милый ты мой, — сказал он тихо. — Я не слонов считал. Я дни считал. Прикидывал, как нам с бригадой управляться, как нам работу лучше распределить. Хороший ты мой… — Он прижал к себе внука. Склонился над ним, будто хотел его загородить от всего — и от солнца, и от ветра, и от стрекозы, которая летала над ними. Стал гладить ему лоб и щёки жёсткой ласковой ладонью: — Мне слоны не помогут, нет, Илюшенька… Я только на одних людей надеюсь, только…
Тут как раз пришли косари окашивать поляну — сумрачный лысый старик и быстроглазая женщина, до самых бровей повязанная косынкой.
— Доброго здоровья, Илья Иванович! С приездом гостей! Сразу видна ваша порода — сын и внучек, — сказал старик и вытер платком блестящую лысину.
Илюше понравились слова старика и сам он показался симпатичным. А дочка старикова не понравилась: чего она то и дело поглядывает на батю и смеётся?
Дед Илья взял у старика из рук косу и сказал:
— Дай-ко, друг, спину маленько размять.
Поплевал на ладони, взялся половчей, развернул плечо, отвёл косу на вытянутой руке — и пошёл, пошёл. Только сильные лопатки заходили на спине под рубашкой. Ж-жих, ж-жих, — пела коса, и травы, подкошенные, падали наземь.