— Знаете, — говорит Матвей сторожу, — прадед нарочно сюда вишенку высадил, чтоб на улице было красиво, а не чтоб коровы ели.
— Вам-то какая прибыль? Всё одно урожай мальчишки оберут, вам не достанется, — отвечает сторож.
— Ну и пусть. Прадед сказал: весной зацветёт вишня — красота!
Сторож хмыкает:
— Красота! Из неё шубы не сошьёшь.
При чём тут шуба?
— А прадед сказал: красота будет для всех прохожих, — упорствует Матвей.
— Больно добрый твой прадед, — недовольно говорит сторож.
— Да, он добрый, — соглашается Матвей.
— И больно умный, — прибавляет сторож так сердито, словно добрым и умным быть плохо.
— Конечно, умный, — соглашается Матвей.
— Го-ол! — вдруг кричит сторож, корова шарахается, бычок скачет, обгоняя её, и сторож идёт вслед за ними дальше по улице и уносит с собой шум и крики стадиона.
Матвей последний раз взглядывает на опушку. Теперь уж никого не видно, все углубились в лес.
И вдруг…
И вдруг из кустов вынырнули две фигуры. Пригибаясь, таясь, они пересекают солнечную улицу. Они всё ближе. Конечно, Матвей сразу их узнал: впереди бежит Панков, он тащит за руку Дёмочкина. Кудряшки на Дёмочкине вздрагивают, глаза полны испуга. А кто бежит за ними на тощих ногах? Ну, ясно, Пискля! Он канючит тонким голосом:
— Я с ва-а-ами… А не то скажу Зое Петровне-е-е…
Они, запыхавшись, останавливаются возле Матвея. У каждого за пояс заткнута пустая сумка для шишек.
— Пусти скорей, пусти скорей, — говорит Панков, — пусти, пока никто не видел.
Матвей приоткрывает калитку. В щель вихрем вырывается с участка Гамбринус, он скачет на задних лапах, стараясь лизнуть каждого гостя в нос. Он любит гостей.
— А петух где? — спрашивает Пискля из-за спины Дёмочкина.
— Заперт он в сарае.
Тогда храбрый Пискля вылезает вперёд.
— Мы удрали, а она не заметила, — объявляет он.
— Мы бы ещё раньше удрали, но Дёмочкин задумался, — объясняет Панков.
— Я не задумался, — спорит Дёмочкин, — просто там была божья коровка, и у неё крыло не складывалось, я помог, и она его спрятала.
— А Писклю никто с нами не звал, он сам увязался, — говорит Панков, — у него уши, как радары на аэродроме, во все стороны крутятся и всё подслушивают. От него не отвяжешься. Ладно уж, возьмём и его? — спрашивает он Матвея.
Матвей очень удивлён. Оказывается, они все вместе должны куда-то брать и Писклю?
— К-куда? — растерянно спрашивает Матвей и крутит вихор на затылке, так что тот встаёт столбиком. — Куда возьмём?
— Туда.
Панков глядит поверх головы Матвея.
Матвей оборачивается. Он видит белку, она сидит на подоконнике светёлки, держит в лапах орех, грызёт, и скорлупки скатываются с подоконника вниз. Прадед всегда насыпает орехов у себя на окошке.
— Туда! — пищит Пискля и показывает наверх пальцем.
— Туда, — кивает Панков и глядит в лицо Матвею по-доброму. — Мы, честное-пречестное, ничего не будем трогать руками. Ты нам покажи разные ископаемые штуки, которые твой прадед собирает, и мы уйдём. Нам только на черепки посмотреть…
Но ведь прадед не позволяет ходить в светёлку без него! Там у него рабочий кабинет. Там стол, заваленный бумагами и фотографиями, там пишущая машинка.
— Он черенки не собирает. Он берёсты собирает. Древние берестяные грамоты, письма. Их читать надо, а без этого всё равно не интересно.
— А я умею читать даже самые длинные слова. И писать уже умею, — говорит Панков.
— Мы только посмотрим и уйдём, — тихо просит Дёмочкин и улыбается с такой надеждой, и синие его глаза глядят так просительно, что Матвей сразу понимает: если он не покажет ископаемые штуки, ребята станут самыми несчастными людьми на свете.
И тогда Матвей чувствует горячее, нетерпеливое желание сейчас же, сию минуту сделать их счастливыми.
Он кивает: ладно уж, пошли.
Но едва они делают первый шаг, как их настигает страшный крик.
— Бе-ей! — несётся с террасы. — Да не выкозюливай, а бей!..
И сейчас же из всех окон на улице Зелёной доносится дружный вздох: «Штанга-а!» И перепугавшиеся ребята понимают: да это же футбол!
— Кто у вас так сильно болеет? — спрашивает Панков, а Дёмочкин и Пискля всё ещё испуганно косятся на террасу.
— Это прабабушка, — отвечает Матвей.
— А у вас цветной телевизор? — спрашивает Пискля.
— Не-а.