Едва заметными шагами дроу подошел к Синнафейн сзади.
«Сегодня прекрасный день, но ветер заставит нас укрыться в пещере,» сказала она, и Тос’ун понял большинство слов и их значение. Он был способным учеником, и язык эльфов не так уж отличался от дроуского, в них было много похожих слов и корней, и структура тоже была идентична.
Она повернулась к нему лицом, прежде, чем он ударил.
Мир, должно быть, завращался перед глазами Синнафейн. Она лежала на камне, и дроу стоял над ней, а острие его смертоносного клинка касалось ее подбородка, заставив эльфийку выгнуть шею.
Убей ее! Потребовал Хазид’хи.
Мысли Тос’уна помчались. Он хотел погрузить свой меч в ее горло и пронзить голову. Или, возможно, он должен был взять ее в заложники. Она была бы ценным преимуществом, и той, что предоставила бы ему много приятных возможностей прежде, чем он бы ее убил.
Но для чего?
Убей ее! Закричал Хазид’хи в его голове.
Тос’ун отодвинул лезвие назад, и Синнафейн, наклонив подбородок, посмотрела на него. Страх в ее синих глазах доставлял ему удовольствие, и он бы задержал меч, только чтобы дать ей немного надежды, прежде чем проткнуть ей горло.
Но зачем?
Убей ее!
«Я тебе не враг, но Дзирту этого не понять,» Тос’ун услышал свои собственные слова, но он знал ее язык еще настолько плохо, что лицо Синнафейн исказилось, когда она попыталась понять.
«Я тебе не враг,» медленно, тщательно выговаривая каждое слово, сказал он. «Дзирт не поймет.»
Он расстроено покачал головой, наклонился вниз и, достав оружие беспомощной эльфийки, отшвырнул его прочь. Он вздернул Синнафейн на ноги и повел ее прочь, приставив Хазид’хи к ее спине. Он несколько раз оглянулся на пещеру, прежде чем понял, что преследования не будет.
Он развернул Синнафейн и заглянул ей в глаза.
«Я тебе не враг,» повторял он снова и снова.
А затем, к высшему неудовольствию Хазид’хи's, Тос’ун Армго убежал.
«Это — меч Кэтти-бри,» сказал Дзирт, когда Синнафейн рассказала ему о Тос’уне несколько дней спустя, когда она и ее группа вернулись в Лунный лес. «Он был одним из тех двоих, что я видел, когда боролся с Обальдом.»
«Наши заклинания поиска правды не обнаружили его ложь, или любое преступное намерение,» заспорила Синнафейн.
«Он — дроу,» вставила Инновиндиль. «Они — раса, полная всяческих уловок.»
Но простой ответ Синнафейн: «Он не убил меня.» смягчил большую часть веса этого аргумента.
«Он был с Oбальдом,» снова сказал Дзирт. «Я знаю, что несколько дроу помогали королю орков, подстрекая его к нападениям.»
Он посмотрел на Инновиндиль, что кивала, соглашаясь.
«Я найду его,» пообещал Дзирт.
«И убьешь?» спросила Синнафейн.
Дзирт промолчал, но лишь потому, что ему вовремя удалось сдержать слово «Да», и оно так и не покинуло его губ.
*****
«Ты понимаешь, что это вообще такое?» Спросил Инновиндиль жрец по имени Джаллинал. «Что такое привидение?»
«Дух с незаконченными земными делами,» ответила Инновиндиль, хотя и не без дрожи в голосе. Священники не согласились бы на такой ритуал просто так. Обычно привидения были очень редкими, беспокойными душами, отошедшими в мир иной посреди жизни и не успевшими завершить все начатое. Но Эллифейн не была такой. И все же эльфийские жрецы верили, что во всех отношениях будет лучше, если они хотя бы на время смогут создать привидение Эллифейн, кое-что почти неслыханное. Они были убеждены в своем решении, но, тем не менее, несмотря на всю их веру, Инновиндиль беспокоилась. Хотя она-то уже сделала свой выбор.
«Воплощение не очень болезненно,» уверил ее Джаллинал. «Физически. Но это тревожно в высшей степени. Ты уверена, что ты можешь сделать это?»
Инновиндиль вздохнула и оглянулась назад, в сторону деревянной хижины, где, она знала, сейчас был Дзирт, и ее уверенность окрепла. Она готова была пойти на это, ради дроу, которого полюбила, как самого дорогого друга, и она понимала, что он нуждается в этом — так же, как и Эллифейн.
«Давайте закончим с этим и наконец-то сможем спать спокойно,» сказала Инновиндиль.
Джаллинал и другие жрецы начали свой ритуал, а Инновиндиль откинулась на подушки, разложенные на полу, и закрыла глаза. Волшебство проникало в нее мягко, бережно открывая путь к духу, который вызвали священники. Ее сознание дремало, но не оно умерло окончательно. Скорее уж ее мысли казались словно бы проникающими из сознания ее погибшей подруги, и она видела и слышала все, отраженное из сознания Эллифейн.
Она знала, что Эллифейн была там, рядом с ней, и когда ее тело село, это было волей Эллифейн, не Инновиндиль.
Было кое — то еще, замеченное Инновиндиль: хотя это и была Эллифейн, в пределах ее тела, бок о бок с ее собственным духом, ее подруга была совсем другой. Она была спокойна и безмятежна, и в ее душе впервые царило умиротворение. Мысли Инновиндиль тут же подвергли сомнению это изменение, и Эллифейн ответила воспоминаниями о своем отдаленном прошлом, ясно возникшими в ее сознании.
Это воспоминание было смутным и очень далеким. Вопли ужаса и предсмертной агонии витали в воздухе.
Она чувствовала тепло, влажное тепло, и знала, что это было кровью.
Небо вращалось над ней. Она упала на тело женщины, что держала ее… Конечно же, это же мать Эллифейн!
Ум Инновиндиль проносился через все эти видения, запутавшийся и разбитый, не зная, за что ухватиться. И вот тогда она сосредоточилась на единственном ясном изображении, что возникло перед ней: глаза цвета лаванды.
Инновиндиль знала эти глаза. Она смотрела в те же самые глаза в течение многих месяцев.
Мир стал еще более темным, теплым и влажным.
Видение исчезло, и Инновиндиль поняла, что в загробной жизни Эллифейн показали правду о действиях Дзирта До’Урдена той ужасной ночью. Эллифейн показали ее ошибку в ее ненависти к этому темному эльфу, в отказе верить его подвигам, о которых ей доводилось слышать, в ее смертельном нападении на него.
Тело Инновиндиль встало и вышло из хижины, направляясь туда, где находился Дзирт. Она вошла к нему, даже не постучавшись, и увидела дроу, что смотрел на нее со смешным выражением любопытства и признательности, но без всякого намека на то, что что-то казалось ему неправильным.
Она шагнула вперед и встала перед ним на колени. Она смотрела в его лавандовые глаза, те же самые глаза, которые она, Эллифейн, видела так давно, в ночь убийства ее матери. Она подняла руку, коснувшись его щеки, а потом и вторую, так, чтобы держать его лицо, прямо глядя на него.
«Инновиндиль?» спросил он, и в его голосе послышалось сомнение.
«Эллифейн, Дзирт До’Урден,» Инновиндиль услышала ее ответ. «Та, кого ты знал как Лелоринеля.»
Дзирт с трудом смог вздохнуть.
Эллифейн потянула его голову вниз и поцеловала в лоб, а потом еще долго, долго не отпускала.
Потом она отодвинулась на длину вытянутых рук, и Инновиндиль ощутила слезы, медленно катящиеся по ее щекам.
«Я теперь все знаю,» прошептала Эллифейн.
Дзирт кинулся к ней и сжал ее запястья. Он шевелил губами, как будто хотел что-то сказать, но никакие слова не шли ему на ум.
«Я теперь все знаю,» повторила Эллифейн. Она кивнула ему и поднялась на ноги, а затем вышла из хижины.
Инновиндиль чувствовала все это совершенно ясно. Ее друг наконец обрел покой.
*****
Дзирт улыбался искреннее, чем когда-либо раньше, и слезы на его щеках были слезами радости и удовлетворения.
Он знал, какая беспокойная дорога ждет впереди его и его друзей. Орки все еще нависали над ними темной тучей, да, к тому же, он пообещал разыскать темного эльфа, владеющего Хазид’хи, самым смертоносным мечом в мире.
Но этим утром все проблемы казались ему намного менее внушительными, и когда Инновиндиль, освободившаяся от присутствия духа, пришла к нему и заключила его в объятия, он чувствовал себя так, словно ничто во всем мире не могло быть плохо.