— Так тебе и надо, — злорадно шептал мастер Трофим. — Будешь знать, как губить честных кукол. Много бедняков умоляло тебя поверить им, помочь, а ты не помог. Вот теперь сам узнаешь, как тяжело бывает, когда тебя обижают.
Мольбы и вопли двуликого судьи становились все жалобнее и громче.
— Не скули. Сейчас пришью, — согласился наконец Трофим, которого эти вопли раздражали, как ноющая зубная боль. Он зашил судье оба рта и прорезал новый рот, на спине.
— Зачем ты это делаеш-шь? — зашипел судья и почти не услышал своих слов.
— Чтоб не болтал под руку и не мешал работать.
— Так я не смогу быть судьей, — Нашим-Вашим наклонился и выпрямился, надеясь, что от движения рот на спине будет говорить громче.
— Вот и хорошо, — обрезал мастер Трофим. — Не будешь судьей — будешь обыкновенной куклой. Станешь трудиться, как все.
Трофим закрыл ему волосами второе лицо, вставил в туловище кусок плотного, негнущегося картона, пришил глаза и легонько подтолкнул к двери.
— Иди, иди. Теперь все в порядке.
— А говорить… Как я будут говорить? — прошамкал рот на спине. Сделай мне рот на прежнем месте. Я буду хорошим.
— Ладно. Может быть, и вправду подобреешь, — махнул рукой Трофим и выполнил его просьбу.
Судья даже не сказал «спасибо», выбежал из камеры.
Мастер остался один, но он не привык сидеть без дела, и ему было очень тоскливо. «Как жаль, что я быстро закончил судью», — посетовал он.
Трофим уселся на кровать, стоявшую в углу, и задумался о том, где сейчас Петрушка, и как плохо, что он, отец, не может выручить из беды своего единственного сына.
В таком раздумье и застали его стражники. Они принесли ящики с ватой, сукном, нитками и мягкое кресло.
— Царь приказал прислать кресло, чтоб тебе было удобно работать. Шей больше солдат. А кровать велел вынести. Чтоб ты не спал, а работал днем и ночью.
Потом в камеру внесли лист бумаги в золотой рамке, повесили на стену.
Во всем царстве никто не хотел рисовать Формалая, поэтому вместо портрета во всех учреждениях красовалась собственная формалаевская подпись.
— Не нужна мне его подпись, и не буду работать на него. — Мастер подошел к стене, перевернул рамку с подписью и на обратной стороне нарисовал красивую розу.
НА КОСТРЕ
Три дня сидели Петрушка с Аленкой в подземелье. Каждое утро Распорядитель праздников и приемов приходил проведать, вышивается ли портрет Формалая, и каждое утро находил на полотне безобразное изображение правителя.
— Хватит, — остановил его Формалай, когда он в третий раз доложил об этом, — пора наказать их. Пусть сейчас же на площади сложат большой костер.
Все садовники, дворники, парикмахер и даже Копилка были посланы за хворостом. И в полдень, когда солнце весело сияло в голубом небе, когда в тенистых садах и в рощах по берегам речки пели птицы, Петрушку и Аленку вывели на площадь, где был сложен огромный костер. Двух друзей поставили на помост, сооруженный из окрашенных в черный цвет досок и бревен.
Рядом, всего в нескольких метрах от помоста, возвышались золоченые подмостки с троном Формалая, на котором уже восседал правитель. Он важно поглаживал свой тугой живот и оглядывался по сторонам: все ли жители пришли посмотреть на казнь? Пусть видят, как он расправляется с непокорными, и боятся Формалая. А жителей было целое море. Одни стояли поникшие, опечаленные, другие размахивали руками, кричали, но что — понять было невозможно.
Царь еще раз огляделся и махнул рукой. Сидевший на корточках по правую руку от трона Хранитель царской памяти поднялся и в знак того, что начинает говорить о важном деле, снял белую чалму. Площадь затихла.
— Слушайте! Слушайте! — выкрикнул он. — Сегодня здесь, на площади, будут сожжены сын мастера Трофима Петрушка и дочь кузнеца Игната Аленка. Наш мудрый Формалай приказал наказать их за то, что они нанесли непоправимый вред великому кукольному государству. Мастер Трофим не выполнил задание Формалая и обманом посадил на трон своего сына Петрушку. За это преступление Петрушка будет сожжен на костре, а его отец навечно заключен в тюрьму. Дочь кузнеца Аленка не вышила портрет нашего уважаемого правителя. И за это она сгорит на костре вместе с Петрушкой. Запомните! Запомните!
Если бы Петрушка стоял на помосте один, он давно бы заплакал, закричал, а может быть, стал бы просить царя, чтобы тот его помиловал. Но рядом с ним была Аленка, и Петрушка хотел выглядеть рядом с ней сильным и смелым. Он держал девочку за руку и тихо говорил:
— Не плачь, Аленка, может быть, кузнец Игнат спасет нас с тобой. Ведь ты знаешь, что он на свободе.