Ирма внимательно посмотрела на мужа.
— Ты спросил, почему я тогда вышла за тебя?
Жигмонд Балла кивнул. Ирма, помолчав, объяснила:
— Я тебя любила. Как я могла поступить иначе? Я сказала себе: «Жига Балла был рядом со мной, когда мы были так счастливы, пусть мы будем вместе и в горе».
— Ты так изменилась после свадьбы.
— Возможно, — досадливо поморщившись, бросила женщина. — Я и не отрицаю. С тех пор я люблю тебя по-другому. А временами просто ненавижу.
— Почему?
— Потому что ты опозорил меня. А я никому не прощаю унижения.
— Я опозорил тебя? — удивленно переспросил Жига. — Как? Когда? Чем?
— Ты изменяешь мне с каждой грязной служанкой, с любой потаскухой! — выкрикнула Ирма с ненавистью и отвращением. — Думаешь, я не знаю? Мне известно, что у тебя на каждом хуторе есть любовница. Хочешь, перечислю их по именам?
— Не надо, это лишнее, — процедил сквозь зубы Балла и отхлебнул из бокала. — Спроси лучше, почему я тебе изменяю!
— Потому что натура у тебя такая, подлая.
— Вовсе нет, — бросил Балла. — Но что мне остается, если ты меня к себе не подпускаешь?
— Как же я могу тебя пустить, если ты только что переспал с этой вонючкой Марчей Хорват? А знаешь, почему я не переписала на тебя усадьбу? — Женщина бросила на мужа ненавидящий взгляд. — Да потому, что трехлетний сынок Бежи Сепеш похож на тебя как две капли воды. Именно из-за этого. — После минутной паузы она продолжала тихо, но страстно. — В этом хозяйстве пот и кровь моего прадеда, деда, отца. Они жили ради этой земли. В ней был смысл их существования.
— Обожди, — проговорил Балла, подняв руку. — Не надо углубляться в запутанную историю вашего имения. Я хотел бы сказать тебе кое-что. Причем совершенно искренне. Бог тому свидетель. — Он протянул руку над столом и взял жену за локоть. — Я тебя и сейчас очень люблю. И очень жалею, что причинял тебе огорчения. Не сердись.
— Что мне тебе сказать? Какого ты ждешь ответа? Жига, я не верю ни единому твоему слову, пока этот парень тебе ближе, чем я. Ведь ты из-за него способен поднять на меня руку. Он у тебя на первом месте, а я… даже не знаю на каком.
— Нет, нет, на первом только ты. Всегда была и будешь. Прости меня.
Женщина надолго замолчала.
— Попробую, — наконец сказала она. — Но это будет нелегко… Как ты не можешь понять, я не из тех, кто привык делиться! Я не могу довольствоваться крохами, ты нужен мне весь. Все сердце Жиги Баллы, вся его любовь. Остатки можешь раздавать другим. Я не терплю унижения. А этот маленький негодяй сегодня дважды унизил меня. Я его не люблю и боюсь.
— Ирма, дорогая, бояться ребенка?! С чего бы?
— Ты представить себе не можешь, сколько строптивости, сколько убийственного упрямства и непримиримости в этом парне.
— Жизнь его сломает. Я свою породу знаю. С ним тоже можно поладить без кровопролития.
— Ну вот и попробуй!
— Ладно, — произнес Жига Балла. — Я его усмирю. Любовью. Требовательной любовью.
В комнату заглянула Бори. На ее смазливом личике застыло удивление. Огромные, черные, как смоль, глаза преданно смотрели на хозяйку.
— Простите, госпожа, могу я убрать со стола? — боязливо спросила она.
Ирма с головы до ног смерила взглядом хорошенькую, ладненькую девушку, взгляд ее задержался на высокой груди служанки. «Она, вероятно, будет следующей, — подумалось Ирме, — и с ней тоже мне придется делиться. Ну уж нет».
— Подойди-ка поближе, Бори.
Девушка опасливо приблизилась к хозяйке. Ее блестящие черные волосы были аккуратно заплетены в две косички. Юбку, блузку и кофту она утром тщательно выгладила. Свежесть так и исходила от нее.
— Сколько тебе лет, Бори?
— Семнадцать исполнится на троицу.
— У тебя парень есть?
Девушка смущенно потупилась.
— Нет, госпожа.
— Тебе у нас нравится?
— Очень.
— А если я тебя завтра утром рассчитаю и отпущу на все четыре стороны?
— За что, милостивая госпожа? — в голосе служанки звучал неподдельный испуг.
— А что бы ты тогда сделала?
— Утопилась бы в озере, — едва слышно произнесла девушка.
— Ну, ладно, Бори, — внезапно сменила тон Ирма. — Забудем этот разговор. Ты девушка трудолюбивая, чистоплотная, и вообще ты мне нравишься. Но в дальнейшем, прежде чем что-либо сделать, подумай хорошенько. Если же ты попытаешься злоупотреблять моей добротой и хорошим отношением, лучше сразу уходи отсюда подобру-поздорову. Тогда тебе уже никто не поможет. Никто, поняла? Даже хозяин. А теперь можешь убирать со стола.