Ауэрбах четко, по-военному доложил ему о происшествии. Миклош в это время рассматривал сидящих за столом. Полную, стареющую жену Зоннтага, хорошенькую Паулу — ее дочь от первого брака, зятя — директора фабрики господина Леопольда и любимца Зоннтага семнадцатилетнего сына Казмера. Зоннтаг что-то сказал леснику и тот подошел к лестнице.
— Поднимайтесь наверх! — крикнул ребятам Ауэрбах.
Подростки поплелись на террасу.
— Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, они и есть ворюги. Тот вон Миклош Зала, а этот — Имре Давид.
Семья прекратила завтракать, все уставились на мальчиков с любопытством. Казмер даже вскочил со стула, чтобы лучше видеть происходящее, а господин Леопольд поправил пенсне в золотой оправе. Паула закурила.
— Смирно! — скомандовал лесник. Мальчики невольно вытянулись по струнке. Миклош впился взглядом в начищенные до блеска сапоги Зоннтага.
— А ну-ка посмотри мне в глаза! — услышал он над собой голос хозяина поместья. — Честный человек всегда смотрит людям в глаза. Или ты вор?
Миклош посмотрел в глаза Зоннтага. Он невольно морщился и моргал, поскольку солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, падали ему прямо в лицо.
— Значит, ты — честный человек?
— Да.
— Но честные люди не лгут.
— Я не лгу.
— Ты крал?
— Я был голоден.
— Крал?
Мальчик надолго замолчал, а потом процедил сквозь зубы:
— Да.
— Это другое дело, — удовлетворенно заметил Зоннтаг.
— Но Имре не брал ничего, — громко добавил Миклош. — Только я. Я срывал и передавал ему персики и груши.
Зоннтаг перевел взгляд на Имре.
— Это правда? — спросил он.
— Нет. Все как раз наоборот. Это я воровал, но дядя Жига заплатит…
— Сдать их в жандармерию — и дело с концом! — заорал Казмер. — Этот Миклош Зала — сынок тюремного отребья! И ему туда же дорога!
Господин Леопольд вскочил так стремительно, что опрокинул плетеный стул. Усердный Ауэрбах тотчас же подбежал и поставил стул на место. Директор взглянул на мордастого лесника, затем раздраженно напустился на шурина:
— Казмер, я бы попросил тебя не вмешиваться! Не надо давать отцу такие идиотские советы! — Он провел ладонью по лбу и опять поправил пенсне. — Жандармы… Из-за нескольких персиков. Ребята готовы заплатить за них. Ты же слышал. Зачем же вмешивать сюда жандармов?! Можно вас на минутку, папа? — повернулся он к Зоннтагу. — Я хочу поговорить с вами тет-а-тет.
— Разумеется, — произнес тот и отошел в угол террасы, куда последовал и господин Леопольд.
Миклош с ненавистью всматривался в худое, прыщавое лицо Казмера. «Поскорее бы вырасти, чтобы отделать этого гада!..» Потом он взглянул на Имре. Друг стоял рядом, опустив голову, и довольно равнодушно разглядывая черно-белые каменные плитки, которыми был выложен пол террасы. Миклош понял: Имре совсем не боится последствий их поступка.
— Отец, я прошу вас, — вполголоса говорил господин Леопольд, — отпустите ребят. Затевать дело из-за нескольких персиков и груш… Это нас выставит в смешном свете. Да с деревьев каждый день во много раз больше осыпается.
— О чем разговор! — ответил Зоннтаг. — Мне и в голову не приходило звать жандармов. — Он бросил взгляд на мальчиков. — Они мне нравятся. Весьма сознательные сорванцы.
Зоннтаг решительно направился к подросткам.
— Как тебя зовут? — спросил он Миклоша.
— Миклош Зала.
— Так. А когда твой отец выйдет из тюрьмы?
— Наверное, на будущий год, осенью. — Миклош поднял голову. — Пожалуйста, скажите молодому господину, что мой отец — не тюремное отребье. Зовите жандармов, если хотите, но все равно это неправда.
— Не станем мы никаких жандармов звать, обойдемся без них, — произнес Зоннтаг. — А мать у тебя работает?
— Да, поденщицей. И я тоже работаю. На кирпичном заводе. Вагонетки вожу.
— Ты? Вагонетки?!
— Да.
— А в школу, значит, не ходишь?
— Хожу. Но каждое лето во время каникул работаю. По четырнадцать часов в день.
Господин Леопольд подошел поближе, с интересом прислушиваясь к их разговору.
— Это же противозаконно, — заметил он. — Подростки не должны столько работать!
— Не знаю! — отрезал Миклош. — Только я по четырнадцать, а то и по шестнадцать часов вкалываю.