— Его нужно было прикончить в сорок пятом, когда он тут объявился, — бросила она.
— Возможно, — сказал Зоннтаг. — Во всяком случае, это было бы честнее, чем то, что мы делаем сейчас. Я привык сражаться со своими противниками в открытую. А не так вот, из-за угла…
— Боже мой! — ухмыльнулась Ирен. — Какое чистоплюйство.
— Кстати, — продолжал Зоннтаг, — я тебе еще полтора месяца назад говорил, что пора прикрыть лавочку, потому что Зала что-то заподозрил и не успокоится, пока не разнюхает, чем тут пахнет. Ну почему вы тогда не угомонились? Скажи, Ирен, тебе не противно то, что мы делаем?
— Да полно тебе каркать-то, — сказала Ирма. — Тоже мне святой выискался! Сдурел, видать, на старости лет.
Зоннтаг раздраженно повернулся к Ирме:
— А тебе вообще лучше заткнуться, старая интриганка. В средние века тебя бы сожгли на костре. Ведьма!
Ирма бросила злобный взгляд на Зоннтага, который уже снова был на грани полного опьянения. Она почувствовала себя глубоко оскорбленной, и внезапная волна ненависти к старику захлестнула ее.
— Что ты сказал? Это я-то ведьма? Вот что я заслужила за то, что кормлю тебя, обстирываю, обихаживаю. — По лицу Ирмы потекли слезы. — Скотина ты после этого неблагодарная. Я тебе отдала свои лучшие годы, свою молодость… А теперь получаю…
Ирен с возмущением слушала перебранку стариков.
— Прекратите, черт вас побери. И у вас еще хватает совести говорить, что вы любили друг друга!
Но Ирма была безутешна. Она уже плакала взахлеб, как маленькая девочка, у которой отобрали любимую куклу.
— Меня… на костре…
Зоннтаг с виноватым видом подошел к ней и начал просить прощения.
— Даже не знаю, что бы я без тебя делал, — сказал он, взяв ее за руку. — Но, дорогая, пойми и ты меня. Если Зала докажет, что я сжег сотни килограммов пряжи, меня посадят до конца жизни.
— Об этом не беспокойтесь, господин Зоннтаг, — промолвила Ирен. — Зала ничего не сможет доказать. Так что хватит ныть! — Про себя Ирен прокляла тот день, когда связалась со стариками. Но теперь уже поздно идти на попятный. — Что у вас за срочное дело ко мне, тетя Ирма?
Женщина вытерла глаза, глубоко вздохнула, выпила глоток вина.
— Руди Шаффер привез письмо от моего брата, — сказала она. — Йожеф пишет, что через месяц приедет в Венгрию. Спрашивает, сколько пар джинсов привезти.
— Вы хотите отправить ему письмо по почте?
— Боже упаси. Руди завтра возвращается домой. С ним и передам.
— Ясно. Ну пусть привезет пар двадцать — двадцать пять. И что-нибудь из косметики. Тушь для ресниц, тени.
На улице уже прекратилось всякое движение, и они сразу услышали, когда к дому подъехала машина. Вскоре раздался звонок. Зоннтаг пошел открывать.
Ирен встретила мужа приветливо, обняла, поцеловала и сразу почувствовала какую-то холодность в его поведении, но сделала вид, будто не замечает этого.
— Выпей чего-нибудь, Шандорка, — предложил Зоннтаг. — Что будешь — вино, палинку?
Ауэрбах сел, тяжело оперся на стол.
— Дайте вина, — сказал он, ни на кого не глядя.
Зоннтаг налил в бокал вина, придвинул к нему:
— Прошу.
Ирен внимательно наблюдала за каждым движением мужа. Когда он залпом выпил вино, ей на миг показалось, что он сейчас раздавит пальцами хрустальный бокал.
— Сегодня в обкоме только и говорили, что о приписках, о махинациях на фабрике. Какой-то умелец сделал массу фотокопий с докладной Залы. Ее теперь читают запоем, как детектив. Дополнительный интерес еще вызывает то, что Шаллаи наложил там свою резолюцию. Он, мол, считает правильными выводы Залы и предлагает возбудить дисциплинарное дело против Ирен Ауэрбах. Так что я хочу, наконец, разобраться в этих грязных делишках. Могу я узнать, что происходит за моей спиной?
— Ничего особенного, — сказала Ирма Шиллер. — Зря ты слушаешь всякие сплетни. Зала лжет. Это уже не первый случай. Пали многое мог бы тебе порассказать.
— Ну, не знаю. Все это выглядит достаточно убедительно. Когда Имре сказал мне, что моя жена занимается махинациями, я ему в первый момент не поверил. Но Шаллаи-то хорошо разбирается в этих делах. В пятидесятых годах он сам работал на текстильной фабрике. Ему я не могу не верить.
— Вот дурья башка! — вспылила Ирма. — Если жена тебе говорит, что она ни в чем не виновата, ты должен верить жене, а не этому умнику Шаллаи. Знаю я его, как облупленного. Не надо мне о нем рассказывать.
— Знаете что? Оставьте-ка нас одних! — Ауэрбах поднялся, выставил из комнаты стариков и запер за ними дверь.