Вики вспомнила слова Анико. Та говорила, что ее раздел Зала. Опять тут что-то не так.
Рассказ Ирмы продолжил Зоннтаг. Он якобы услышал плач девушки, начал колотить в дверь, кричать, но все напрасно. Зала дверь не открыл. Только через полчаса он, ухмыляясь, вышел из комнаты. Пригрозил им, что, если они будут распускать языки, пожалеют об этом. Вот так это и случилось.
Вики поглядела на Залу. Инженер что-то записывал на клочке бумаги.
— Есть у кого-нибудь вопросы? — спросил Чухаи.
Вики подняла руку. Чухаи кивнул. Она повернулась к Зоннтагу:
— Значит, вы не видели, как все происходило?
— Помилуйте, дверь ведь была заперта.
— Тогда откуда вам известно, что случилось в комнате?
Ирма смерила ее убийственным взглядом. Ай да родственница! Ишь какая прыткая! Ну, да ничего. Это ей даром не пройдет. Надо написать Йожи, чтобы он не торопился высылать ей приглашение. Ирма знала, что Виктория хочет на лето поехать в Дортмунд и сейчас ждет ответа от Йожефа.
— Солнышко мое, — спросила она с мягким сарказмом в голосе, — как ты думаешь, зачем мужчина запирает дверь, когда на кушетке лежит раздетая девушка?
— Этого я не знаю, — спокойно отпарировала Вики. — Я же не мужчина. Но давайте по существу. Вы не видели, что произошло в комнате?
— Нет. Но Анико нам потом все рассказала.
Тереза потеряла самообладание. От долго сдерживаемой обиды на глаза навернулись слезы, и она выкрикнула:
— Старая стерва! Как вы можете так нагло врать?
Ирма с чувством собственного достоинства повернулась к ней и, не выходя из роли, спокойно произнесла:
— Мамаша твоя старая стерва, голубушка.
Миклош обнял жену за плечи:
— Иди домой, Тереза. Ничего страшного не случится. Тебе совсем не обязательно здесь находиться. Иди и успокойся. Все это не стоит твоих слез.
Тереза поднялась, поглядела на Чухаи.
— Я всегда слышала о вас только хорошее, — сказала она, — и считала вас порядочным человеком. Но теперь-то мне не надо больше ничего говорить. Как вам не совестно?
С этими словами она удалилась. Балинт Чухаи недоуменно повернулся к Миклошу, будто желая спросить, что означает эта выходка Терезы. Ведь он и не сказал еще ничего. Какие могут быть к нему претензии? Но Миклош не ответил на немой вопрос Чухаи. Его очень обрадовало, что Тереза наконец поняла: он обязан защитить свое честное имя, ведь это в их общих интересах. Приятно удивило его поведение Виктории Фусек. Она единственная увидела противоречия в показаниях очевидцев и не стала брать на веру их голословные утверждения… Чухаи спросил, нет ли у него вопросов к свидетелям.
Миклош поглядел в свои записки.
— Собственно говоря, у меня только одно замечание. Все выступавшие здесь бессовестно врали. Но сейчас я не стану с ними спорить. Я представлю свои доказательства, когда до меня дойдет очередь. А пока могу только довести до вашего сведения, что в тот вечер, третьего марта, Пала Зоннтага не было дома. Это я тоже докажу.
— Миклош, Миклош, — покачал головой Балинт Чухаи. — Выходит, все врут, только ты один говоришь правду?
— Насчет всех не знаю. Интересно, что сейчас скажет Анико. Она ведь утверждала, что раздел ее я, а теперь выяснилось, что это сделала тетя Ирма. Непростительный промах. Тот, кто задумал всю эту интригу, видимо, забыл уточнить детали. Других замечаний у меня пока нет.
Чухаи отпустил Ирму и Зоннтага, попросил Юлию позвать Анико Хайду. Секретарша вышла.
— Миклош, — сказал он, закуривая, — я был другом и соратником твоего отца. И всегда хорошо к тебе относился. Считал своим последователем, гордился тобой.
— Поэтому вы и повесили на меня всех собак в пятьдесят шестом и пятьдесят седьмом? — раздраженно отозвался Миклош.
— Об этом у нас еще будет время поговорить. А пока хочу тебя предупредить: если Ирма и Зоннтаг сказали правду, я буду требовать для тебя самого сурового наказания. И тебя посадят.
— Это вы можете. Вы тут всё можете. Теперь я это вижу. Если бы у меня хватило ума, я действовал бы с вами заодно. Но для этого у меня не хватает мозгов. Только честности — в избытке. А здесь, в уезде, это неходовой товар. Я еще не знаю, что скажет Анико. Но даже если она подтвердит показания Зоннтага и тети Ирмы, сути дела это не изменит. Они врут самым бесстыдным образом.
— А Шипошне тоже соврала?
— Конечно, — кивнул Зала. — Об этом даже смешно говорить.
— Зачем ей врать? — поинтересовался Ференц Давид. — Какое ей дело до тебя?