— Ну ничего, ничего, все уладим, — успокаивал он жену, поглаживая сильной рукой ее плечи, шею, золотистые волосы.
В воскресенье они встретились возле церкви с Имре и Миклошем, которые возвращались с курсов по подготовке допризывников. Увидев дядю и его жену, Имре направился прямо к ним и почтительно приветствовал тетю Ирму, будто ничего и не случилось, а затем — хотя и не был чрезмерно чувствителен по своей натуре — обнял и расцеловал дядю. Жига Балла растрогался. «Смотри-ка, — подумал он, — этот малый любит меня, да еще как, я же чувствую». Улыбаясь, глядел он на крепкого, рослого парня, потом, осененный внезапной идеей, повернулся к женщине:
— Мне надо поговорить с Имре. Ты пока ступай на молебен, а как закончится, приходи в корчму к Йожефу. Мы будем там.
Ирма кивнула и с гордо поднятой головой направилась к церкви. Жига Балла провожал взглядом ее стройную фигуру до тех пор, пока она не скрылась в дверном проеме. И только повернувшись к Имре, у мастерской часовщика Роберта Шварца Балла заметил Миклоша, стоявшего в ожидании.
— Что же ты не позовешь своего друга? — спросил Жига Балла.
— Миклош! — крикнул Имре. — Иди сюда.
— Ты чего, парень, боишься меня, что ли? — улыбнулся Балла приближавшемуся худощавому подростку.
— Чего мне бояться? — буркнул Миклош. — Никого я не боюсь. У меня совесть чиста.
— Вот это разговор, сынок, — кивнул Балла, одергивая ладно сидевший на нем френч.
Они двинулись в сторону корчмы, обходя прогуливающихся, никуда не спешащих людей. Было теплое осеннее воскресенье, хорошая погода многих выманила на площадь. Возле самой корчмы им навстречу попался Форбат. Жига Балла по-уставному приветствовал его. Форбат махнул рукой Балле, чтобы тот остановился.
Они стояли у лавки торговца картинами Армина Канцлера. Миклош отвернулся и стал разглядывать выставленные в витрине картины.
— А ты не хочешь поздороваться? — проворчал Форбат. Миклош исподлобья окинул ненавидящим взглядом коренастую, приземистую фигуру жандарма, его густые черные усы, круглую, как бочонок, могучую грудь, на которой едва не лопался от натуги мундир. — Я к тебе обращаюсь.
— Ко мне? — с нахальной гримасой переспросил Миклош. — А зачем?
Имре улыбнулся. Форбат заметил это.
— Значит, ты не хочешь здороваться? — повторил он, и его мясистое лицо стало наливаться кровью.
— С кем?
Форбат шагнул ближе, жестко взглянул в глаза юноше:
— Со мной.
Миклош дерзко шмыгнул носом, потом отошел к акации, смачно сплюнул и оттуда снова воззрился на Форбата:
— С вами? А с какой стати? Вы мне не отец. И не родственник. Я вообще не знаю, кто вы такой. Так зачем мне с вами здороваться? И знаете что? Не надо мне тыкать. Мы с вами на брудершафт не пили.
— Ах вот как? — промолвил Форбат. — Ладно. Тогда я вам вот что скажу: я позабочусь о том, чтобы вы как можно скорей познакомились со мной. И узнали бы, кто я такой.
Жиге Балле понравилось смелое поведение Миклоша, и он вступился за юношу:
— Парень ничего плохого не сделал, господин фельдфебель. К тому же он со мной.
— С вами, господин сержант? Очень странно.
— Ничего странного я в этом не нахожу, — сказал Балла. — Миклош — друг моего племянника. И потом, почему он должен здороваться, если он этого не хочет? Разве есть такой закон или официальное предписание, чтобы прохожие на улицах приветствовали служащих венгерской королевской жандармерии?[15]
Форбат внимательно оглядел Баллу, словно перед ним был выставочный экспонат, и пригладил густые усы.
— Ну хорошо, господин кадет. Я это запомню. Не сомневайтесь. — И повернулся к юноше: — А с вами, молодой человек, мы скоро познакомимся, очень скоро. — В голосе его прозвучала угроза.
Лицо Миклоша вспыхнуло от возбуждения.
— Что вы от меня хотите? Что я вам сделал?.. — Он уже срывался на крик. Привлеченные шумом, возле них стали останавливаться прохожие, спрашивали друг друга, что случилось, перешептывались, а юноша уже кричал во весь голос: — Скажите лучше, за что вы мучили моего отца?! За что?! Где он теперь?! Куда вы его увезли?! Отвечайте! И нечего мне угрожать, я вам не преступник!
Люди все подходили и подходили. Форбату было очень неприятно это скопление народа. Он знал, что многие его не любят, и потому счел за лучшее извернуться и пойти на попятный. Будто ничего и не случилось. Он улыбнулся Жиге, достал серебряный портсигар, угостил удивленного сержанта сигаретой и стал расспрашивать, какие новости на фронте.
15
Венгрия вплоть до 1946 года считалась королевством, хотя трон оставался незанятым после распада Австро-Венгерской монархии. Верховная власть в стране принадлежала регенту Миклошу Хорти.