— Тогда где же? — полюбопытствовал Форбат.
— Пока не знаю, — ответил Череп и, в свою очередь, поинтересовался, есть ли в поселке коммунисты. Дескать, Форбат обязан это знать, иначе что же он за жандарм и чего стоит его сеть осведомителей! В ответ Форбат заявил, что агентура действует превосходно и не случайно два года назад ему удалось задушить в зародыше забастовку на фабрике, обезвредив главного смутьяна — коммуниста Залу. Короче говоря, сейчас коммунистов в поселке нет. Но Череп не унимался, он спросил, где сейчас Зала. Форбат поскреб мясистый затылок. Кто знает? Согласно инструкции его под усиленной охраной отправили в Будапешт.
— Ну и?..
— По всей видимости, где-нибудь на фронте, в штрафном батальоне. Хотя могли его и пристрелить при попытке к бегству.
Харанги осведомился, что известно Форбату о друзьях Залы.
— О друзьях? Сказать по правде, вряд ли у него были друзья. В Бодайке не любят коммунистов. Да что там не любят, прямо-таки ненавидят. Вот и Залу ненавидели. И вообще, я должен признаться без ложной скромности — только пусть господин подпоручик не истолкует эти слова превратно, — с тех пор, как я служу в Бодайке, коммунистической организацией здесь и не пахнет. Меня боятся. Это факт. Потому-то и нет в поселке ни одного красного. Уж я-то знаю Бодайк, как свои пять пальцев. Богатый поселок, очень богатый. Люди здесь состоятельные и коммунистов страшатся, как прокаженных.
Подпоручика не убедили заумные рассуждения Форбата. Он прекрасно понимал: борьба против коммунистов вовсе не такое легкое дело, каким оно представляется этому бравому упитанному жандарму. А посему, не мудрствуя лукаво, заметил:
— Кажется, в поселке живут не только богатые, но и бедные, а там, где есть бедняки, у коммунистов всегда найдутся сторонники. К тому же, по моим сведениям, в Бодайке имеются завод и фабрика, а рабочая среда — самая благодатная почва для коммунистической агитации.
— Может, оно и так, — согласился Форбат, — однако с позволения господина подпоручика хочу сказать, что всех рабочих я знаю как облупленных, поскольку и на заводе, и на фабрике у меня есть свои люди, которые в считанные минуты известили бы о любой готовящейся акции. — Он еще не успел закончить фразу, когда зазвонил телефон. — Извините… — Форбат снял трубку и поморщился, услышав взволнованный голос начальника поселковой пожарной команды. — Ну, что у тебя опять?
— Осмелюсь доложить: в корчме Йожефа Шиллера произошло большое свинство.
— Что? Какое свинство? Говори яснее! — Форбат смущенно глянул на подпоручика. — Ну, в чем дело?
— Бауэр проводил собрание. Очень важное…
— Знаю. Только это еще не свинство. Ни маленькое, ни большое.
— Да нет, свинство не это, а то, что кто-то заткнул дымоход. Но не просто заткнул…
— А что, он еще и танцевал при этом? — раздраженно перебил Форбат.
— Нет, тут вот какое дело. Прежде чем заткнуть дымоход, туда бросили дымовую шашку или что-то в этом роде, но и это еще не все. Кто-то запер снаружи дверь, а ключ выбросил. Ну и паника тут началась! В жизни ничего подобного не видел. — В голосе появились ехидные нотки. — Доблестные швабы чуть не затоптали друг друга, пока выпрыгивали через окна.