— Я спрячу тебя на винограднике.
Больная мать Резике лежала недалеко от них и слышала каждое слово. Она промолвила:
— Ступай с Ферко, дочка. Уходи. Может быть, тебе повезет и ты останешься в живых.
Резике вытерла ей со лба пот и тихо ответила:
— Как же я могу уйти, мамочка, когда ты больна?
— За меня не волнуйся. Лучше о себе подумай. — Она поглядела на подростка, взяла его за руку: — Ферко, ты хороший мальчик. Уведи отсюда мою дочь. Поручаю ее тебе. Береги ее.
Но напрасны были все мольбы и просьбы. Резике так и не согласилась покинуть больную мать. На другой день Ферко отправился за аспирином в аптеку Шмидека. Он вытряхнул из копилки на прилавок свои сбережения и попросил лекарства на всю сумму. Шмидек поинтересовался, зачем ему столько аспирина.
— Это папе, — ответил мальчик. — Даже не представляю, что он будет делать с такой уймой лекарства. — И, понизив голос, добавил с таинственным видом: — Знаете, мне кажется, он собирается на фронт и возьмет все это с собой.
— В самом деле?
— Ну, вообще-то я не уверен, просто мама что-то такое говорила. До свидания, господин Шмидек.
Поздно вечером ему удалось пробраться к Резике и передать лекарство. Однако он не принял в расчет случайность. В тот же вечер его отец в корчме повстречал Шмидека. Аптекарь спросил, получил ли господин Форбат эту прорву аспирина. Жандарм удивленно воззрился на него:
— Аспирина? Какого еще аспирина?
— Который сегодня покупал Ферко. Он сказал, что это для вас.
— Для меня? На кой черт мне аспирин? У меня никогда не болит голова. — Форбат выпил рюмку рома, вытер указательным пальцем толстую нижнюю губу, сощурился. — Так значит, он сказал, это для меня?
Шмидек кивнул:
— Ну да. Потому что вы якобы отправляетесь на фронт.
— Я? Какого дьявола? Мой фронт здесь, в Бодайке. И в уезде.
Ферко дома он не застал, но быстро сделал вывод, где тот может быть. И не ошибся. Он нашел сына на кирпичном заводе и тут же, на глазах у Резике, жестоко избил его, настолько жестоко, что Ферко потом еле дополз до дома. Разумеется, Форбат произвел тщательный обыск и все найденные лекарства конфисковал.
Участь заключенных на кирпичном заводе стала теперь и вовсе невыносимой. А вскоре их депортировали в Германию, где все они пропали без вести.
14
Уже закончилась уборка урожая, когда Ирма получила анонимное письмо. Неизвестный доброжелатель ставил ее в известность, что Бори является любовницей Имре Давида. Недолго думая, женщина призвала к себе смазливую служанку и спросила, так ли это. Бори испугалась и стала все отрицать, но Ирма поняла, что та лжет, влепила девушке пару увесистых оплеух и принялась таскать ее за волосы, приговаривая, что свет еще не видывал подобной мерзавки и что так-то она отплатила своей хозяйке, которая о ней заботится, обращается с ней, как с собственной дочерью, и несет за нее ответственность перед богом и перед людьми. И еще хватает совести у бесстыдницы отрицать очевидные факты, когда весь поселок знает, что девушка путается с этим негодяем Имре… Несчастная девушка в конце концов созналась: да, уже полгода она живет с Имре и три месяца как беременна. Ирма оторопела. Такой позор в ее доме!
Девушка, скорчившись в углу комнаты, горько плакала. Ирму не трогали эти слезы. Она была тверда, как кремень, и не ведала жалости. Может, и до смерти забила бы служанку, кто знает, не вмешайся в это время Зоннтаг. Он как раз пришел к Ирме на званый ужин вместе с Харанги. Черепу только что присвоили чин поручика, и они собирались отметить это событие.
— Ирма, дорогая, — обратился Зоннтаг к разъяренной женщине, — успокойся. Доверь эту девушку мне. Мы с ней найдем общий язык.
— Я представляю, Пали, как эта дрянь перемывала нам с тобой косточки со своим любовником. Да еще с Миклошем Залой. Имре ведь у него живет, они дружки закадычные. Вместе болтаются и бог знает чего замышляют. Ты же знаешь, что Имре хотел поджечь мой дом.
— Знаю, знаю, дорогая. Не волнуйся, возьми себя в руки. Не надо нервничать, Бори и так нам все расскажет. — Он нагнулся, погладил рыдающую девушку по голове. — Ведь ты же не собираешься нас обманывать, правда, Боришка?
— А что говорить-то, ваше высокоблагородие? — сквозь слезы спросила девушка. — Я ничего плохого не сделала. Убей меня бог!
В разговор неожиданно вмешался Харанги, — он давно уже взял на заметку Имре и Миклоша, и среди подозреваемых они фигурировали отнюдь не на последнем месте.
— Ты ничего плохого не сделала, — кивнул он. — Хорошо. Тебе мы поверим. Но тогда назови нам тех, кто… — Для вящего эффекта он умолк на полуслове, давая почувствовать измученной девушке, что ему много чего известно, хотя на самом деле никаких фактов у него не было, только подозрения.