Доктор Вираг встал, прошелся по комнате. Остановился около юноши.
— Имре, вы думаете, мы не хотим ему помочь? Хотим. Мы сделали все, чтобы облегчить его участь. Для чего я здесь, как вы считаете?
— Не знаю.
— А для того, друг мой, чтобы помочь Миклошу. Я, когда последний раз делал ему перевязку, обстоятельно поговорил с ним. Дал указание, чтобы он все валил на меня. Будто бы я, доктор Михай Вираг, был руководителем областного комитета «партии мира». Он должен сказать, что от меня получил приказ совершить покушение на фольксбундовцев и я же дал ему дымовые шашки. Он якобы регулярно приходил ко мне домой, где мы печатали листовки и писали письма, которые потом рассылали фольксбундовским главарям. Во время обыска у меня найдут папиросную бумагу, краски, пишущую машинку, то есть все, что Миклош перечислит в своих показаниях. Ну, естественно, он назовет и вас, Имре, расскажет, что вы вместе с Балинтом Чухаи ходили ко мне на политзанятия. Мы уже позаботились и о том, чтобы переправить Катинку, жену Балинта, в безопасное место… В общем, сделали все, что в человеческих силах. Вам это понятно? И Амалия со своей группой может теперь спокойно работать дальше. Шонер взглянул на юношу, улыбнулся:
— Вы успокоились?
Имре кивнул и, в свою очередь, задал вопрос:
— А что будет с родителями господина доктора?
— Они живут в Трансильвании, — сказал Вираг. — До них жандармам уже не добраться, руки коротки. Трансильвания ведь уже освобождена. Невесту мою в Бодайке не знают. Она живет в Папе. Все письма я уничтожил, а ей дал знать, чтобы больше не писала, поскольку я уезжаю за границу. И еще одно, для вашего полного спокойствия: Амалия позаботится о родных Миклоша. Зная ее, я уверен, что все будет в порядке.
…Незадолго до полуночи прибыл проводник от Чухаи — лесной житель средних лет, знавший окрестности, как свои пять пальцев. Он одинаково хорошо говорил и на венгерском, и на сербскохорватском. Три года воевал против усташей, чётников[17] и немцев. На него можно было положиться. Перед расставанием Шонер вручил Имре и доктору Вирагу по парабеллуму с запасными обоймами, обнял их.
— Счастливого пути, товарищи! Надеюсь, скоро встретимся.
— Гора с горой не сходится, Вальтер, — откликнулся доктор Вираг. И они вслед за проводником тронулись в путь.
Миклоша и Марти доставили на хутор Андраши, и на следующий день допросы возобновились. Два дня Миклош придерживался прежних показаний, два дня его истязали. Были моменты, когда ему казалось, что больше он не выдержит. Не раз терял сознание. Но он счел своим долгом пройти через пытки, чтобы потом больше веры было его «чистосердечному признанию». На третий день он сказал:
— Больше не могу. Хватит. Я готов дать показания.
И поведал следующее. Два года назад, когда арестовали отца, Балинт Чухаи привлек его и Имре к подпольной работе. Тогда же они познакомились и с секретарем областного комитета партии доктором Вирагом. Ходили к нему на политзанятия, планировали и обсуждали предстоящие акции. От него получили задание провести операцию в корчме Йожефа Шиллера, он же дал им и дымовые шашки. В домашней лаборатории доктора Вирага они печатали листовки на ротаторе германского производства, который, насколько Миклошу известно, доктор Вираг купил у немецкого военнослужащего. Теперь — что касается распространения листовок. Их упаковывали в коробки из-под медикаментов. Пару раз Миклош якобы видел, как их забирал некий лейтенант медицинской службы, приезжавший на санитарной машине. Он так подробно описал этого несуществующего лейтенанта и так искренне изображал раскаяние, что следователи в результате приняли на веру каждое его слово. С этого и надо было начинать, сказали ему, тогда бы не пришлось вынести столько напрасных мучений. Так-то оно так, ответил Миклош, но кому не хочется выглядеть героем. Ну а Марти не имеет никакого отношения к коммунистической организации и даже не догадывается о подпольной деятельности Миклоша. Она любит его и согласилась ему помогать, считая покушение на фольксбундовцев всего лишь невинной шуткой.
Показания Миклоша занесли в протокол. В доме доктора Вирага произвели обыск, — найденные там вещественные доказательства подтвердили показания юноши. Десятого октября его вместе с Марти перевели в военную тюрьму на проспекте Маргит, и двадцатого они предстали перед судом. Марти оправдали за недостаточностью улик, а Миклоша, учитывая чистосердечное признание, приговорили к десяти годам тюремного заключения.