Комар вдруг вспомнил про трубу. Узнав про такое дело, Лешка заявил, что надо снова идти к Ермиловне, что медь для тепловозов — самое нужное и что такого богатства они больше нигде не найдут. Лешка пошел бы сам и делал все, что она прикажет. Но она его и на порог не пустит, потому что в прошлое лето он обрывал с ее яблони незрелые яблоки, а нынче осенью подкинул ей на порог дохлую крысу. Ермиловна рассердилась на него на всю жизнь.
Выходило так, что Феде и Комару снова придется отправиться к старухе. Но Комар от этого категорически отказался: бесполезно. Федя горячо поддержал Комара.
— Тогда и без Ермиловны возьмем железячки! — Лешка решительно провел рукой в воздухе.
— В сарай, что ли, к ней влезешь? — недоверчиво спросил Комар.
— И влезу!
— К Ермиловне?!
— Да что вы рты раскрыли? Что та Ермиловна — леопард?
— Ну и лезь сам, — решительно сказал Федя, — а я к ней ни за что не полезу.
— Струсил, охотник? — с убийственным презрением спросил Лешка, — И без тебя обойдусь. А ты… ты Сигнала воспитывай! Пошли, Комар!
ТАМАРА АРКАДЬЕВНА СЕРДИТСЯ
Федя постоял перед дверью своего дома, прислушался. Дверь неожиданно открылась. Отец улыбался, ласково смотрел на Федю.
— Ты где это пропадал, блудный сын?
— Папа, ты прилетел?! Ты долго дома будешь?
От радости Федя забыл свои печали. Стоял, не спуская сияющих глаз с отца, и держал его за руку.
— А у нас сбор был, и мы решили строить тепловоз… Завтра контрольная по арифметике…
— Рыжик, давай сбор временно отложим. Борщ стынет.
Так вот чем так вкусно пахнет! Ой, он едва живой от голода. А руки мыть обязательно?
Они вместе пошли к умывальнику, вместе вымыли руки и весело уселись за стол. Отец подвинул сыну тарелку с ароматным борщом.
— Рыжик, а хлеб? — напоминает он.
Ах, хлеб! Ну, чтобы не огорчить отца, можно и с хлебом.
Федя ест вкусный борщ и вспоминает бабушкины северные щи. И отец их помнит? Разумеется, помнит! Вот наступит лето, отпустят Федю на каникулы, и опять махнут они к Онежскому озеру. Будут с Тойво ездить на рыбалку, на охоту пойдут…
Но Тамаре Аркадьевне не нравятся разговоры за столом, поэтому они заканчивают обед молча.
— Федя, — говорит Тамара Аркадьевна, и в голосе ее слышится сдерживаемое раздражение, — ну никак ты не научишься сидеть за столом! Не горбись, не разваливайся… Ты уже не в деревне живешь.
Отец укоризненно взглянул на Тамару Аркадьевну, низко склонился над тарелкой.
После обеда сын садится заниматься — завтра контрольная по арифметике. Отец подсаживается к нему, выбирает самые трудные задачи.
— Как, Рыжик, одолеешь?
Рыжик морщит чистый лоб, пишет на черновике решение, задумывается, зачеркивает, снова пишет. Готово!
— Да ты быстрее меня решил! — радуется отец.
Федя доволен. Расплылся до ушей в широчайшей улыбке. Морщится толстенький нос, лучатся карие глаза. Как хорошо, когда отец дома! Если бы он реже бывал в своих полетах!
Феде очень хочется рассказать отцу про Ермидсшу и ее сарай, полный самого лучшего лома. Но он побаивается, что услышит Тамара Аркадьевна и рассердится — зачем он ходит по чужим дворам. Она еще не видела его промокшее пальто… И про Лешку, и про Комара надо обязательно рассказать отцу. Очень разобиделся Федя на Кондрата. Отец, конечно, в этом деле сразу разберется… Хорошо, если бы Тамара Аркадьевна куда‑нибудь пошла. А она и правда куда‑то собирается. Надевает перед зеркалом шляпу, достает из сумки перчатки. Федя подвигает свой стул ближе к отцовскому, заглядывает ему в глаза. Они понимают друг друга. Они сейчас поговорят, по–мужски.
Вот тебе и поговорили! Вот. и рассказал отцу про свои дела! Зовет его Тамара Аркадьевна гулять, а Феде сидеть дома одному весь вечер…
— Рыжик, ты как? — нерешительно спрашивает отец.
Феде хочется сказать: «Не уходи, папа, пожалуйста, не уходи! Я очень соскучился по тебе. Я не знаю, как быть с Ермиловиой и Лешкой и где брать железо для тепловоза».
Но Федор молчит и прячет глаза от отца: если тот заглянет в них, сейчас же поймет, как опечален сын, и сам огорчится. А бабушка не велела отца огорчать.
Вдруг отец решительно говорит:
— Куда там идти в такой дождь! И у Рыжика завтра контрольная…
Федя улыбнулся довольный — очень приятно слушать такие слова. Ему‑то приятно, а Тамаре Аркадьевне не очень! Лицо ее обиженно вытянулось. Она выходит из комнаты, отец за ней. Федя не слышит, о чем они говорят, но знает, что ссорятся. Ссорятся из‑за него.